Маленький "рассветный" спойлер. Всем и имениннице.
Эла, в твой День Рождения "то самое" от Арлетты Савиньяк. «В зарослях возле конюшен жил юный Слизень. Он не был ни одинок, ни голоден - дающие обильную и вкусную пищу лопухи росли здесь в изобилии - и все равно Слизень чувствовал себя несчастным, ведь он был обречен смотреть на лошадей, которых ненавидел с рождения. Огромные, громко ржущие гривастые создания оскорбляли мироздание самим своим видом, и хуже всех был Мориск, которого и лошади, и люди, и живущие при конюшне мыши с воробьями, называли своей гордостью. Даже сторожившая двор Собака и равнодушная ко всему Кошка расхваливали стать, резвость и выносливость Мориска, и чем громче звучали восхваления, тем сильнее становилась ненависть Слизня.
Всякий раз, когда Мориска проводили мимо, Слизень терял сон и аппетит. Другие слизни, которых занимали только свежеть и сочность листьев, не понимали обуревающих собрата страстей.
читать дальше- Ну что ты беснуешься? – пеняли они ему. – Посмотри, как все хорошо! Идут дожди, лопухи прекрасно растут, что еще тебе нужно? Наша доля куда приятней лошадиной – мы свободны и никому не принадлежим, нас никто не взнуздает и не запряжет, мы, довольствуясь малым, имеем все, и только ты желаешь странного. Уймись, видишь, какой чудесный свежий побег? И вообще тебе пора подумать о потомстве.
- Я не могу думать ни о потомстве, ни о еде, - отвечал Слизень, - пока земля носит это грязное, жалкое, ничтожное создание, которому воздают незаслуженную, оскорбляющую меня и Создателя хвалу. Вы можете жить своими никчемными заботами, я же не найду себе места, пока не восторжествует справедливость.
- А, может вам забыть про Мориска? - предложила слышавшая разговор Гусеница. - Когда его проводят мимо, можно закрыть глаза, а вход в конюшню с нашего куста не виден.
- Какие глупости, - возразил Слизень. - Путь эта негодная кляча проходит здесь редко, я ведь знаю, что она есть. А, закрыв глаза, я буду знать, что она сейчас идет мимо меня. Это отвратительно.
Гусеница замолчала, а Слизень безо всякого удовольствия сгрыз побег, на который ему указывали и, устроившись на стебле, принялся ненавидеть. Так было и назавтра, и через неделю, а еще через день Слизень отправился к воротам конюшни. Лопухи там были пыльными и чахлыми, но мимо них ежедневно проводили Мориска, и ненавидеть оттуда было гораздо удобнее.
Когда лето подошло к концу, Мориск исчез, но Слизень не забыл и не простил. Он сидел на почти засохшем кустике и, закрыв глаза, представлял, как мимо проводят ненавистного коня. Это помогало, а потом Мориска вернули в конюшню. Он страшно исхудал, его ноги дрожали и, вдобавок жеребец хромал на заднюю ногу.
О, в этот миг Слизень был счастлив! Замирая от восторга, он вбирал в себя каждое неверное движение своего врага, каждое пятно на поблекшей шкуре, каждый тяжелый вздох. Но Мориска увели и Слизень понял, что недостаточно насладился унижением проклятой клячи. Тогда он слез с куста и пополз к дверям конюшни. Камешки и соринки царапали нежное брюхо, песчинки налипали на тело, мешая двигаться, но Слизень стремился вперед. Он должен был видеть эту понуро опущенную голову, эти дрожащие ноги, эти разбитые копыта.
Слизень почти миновал порог денника, когда над ним нависло нечто огромное, темное и тяжелое. Нога в грубом сапоге обрушилась вниз, положив конец и жизни, и ненависти, но судьба порой бывает милосердна: Слизень не услышал, как Конюх заверяет хозяина Мориска, что через неделю конь будет в полном порядке…»