Cogito, ergo sum.
"Деньги - это, конечно, хорошо, открещиваться от них не надо. Но если б я ставил перед собой такую цель - непременно иметь много денег, то я занялся бы более доходным делом - жульничеством, коммерцией или разбоем. Моя цель более благородна: я хочу обрести бессмертие. Ни больше ни меньше. Я хочу, чтоб обо мне помнили после того, как я завершу свой земной путь... чтоб написанное мною волновало людские души... чтоб голос мой был слышен и сотни лет спустя... чтоб ко мне обращались умами и сердцами, как к близкому человеку... Писательство - дело более серьезное, нежели просто земное бытие, - оно на другом, поднебесном уровне. Между небом и землей только писатель, а больше никого. Нет, как живой человек, я, естественно, кое в чем припадаю к земному, насущному.
Я обращался к тверскому экс-губернатору Зеленину, но не с жалкой просьбой подать милостыню нищему русскому писателю, а с целью пробудить в нем осознание полубожественной природы писательского творчества… Я семь лет ежегодно по три-четыре письма писал ему с просьбой об аудиенции. Для меня это стало социологическим исследованием: каково расстояние между художником и властью. Трогательную историю о том, как семь лет добиваюсь аудиенции у Д. Зеленина, я описал в сочинении своем «Я послал тебе бересту». Письма мои перехватывала замгубернатора Пищулина и неизменно отправляла, не читая, в мусорную корзину. Кто такой писатель Красавин, она не знает, ибо из шести тысяч страниц моего собрания сочинений она не прочитала ни одной страницы, тогда как ей вроде бы по должности полагалось прочитать хотя бы одну.
читать дальше
Отсель
Я обращался к тверскому экс-губернатору Зеленину, но не с жалкой просьбой подать милостыню нищему русскому писателю, а с целью пробудить в нем осознание полубожественной природы писательского творчества… Я семь лет ежегодно по три-четыре письма писал ему с просьбой об аудиенции. Для меня это стало социологическим исследованием: каково расстояние между художником и властью. Трогательную историю о том, как семь лет добиваюсь аудиенции у Д. Зеленина, я описал в сочинении своем «Я послал тебе бересту». Письма мои перехватывала замгубернатора Пищулина и неизменно отправляла, не читая, в мусорную корзину. Кто такой писатель Красавин, она не знает, ибо из шести тысяч страниц моего собрания сочинений она не прочитала ни одной страницы, тогда как ей вроде бы по должности полагалось прочитать хотя бы одну.
читать дальше
Отсель
Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку...
в совокупности с:
Лес шумел угрюмо (мрачно? огорченно?). Лесные звери имелись в лесу том повселесно. Тем временем человек и человечица (человейка? человечка?) шли по речью (речейку?) к речке. В лесу встретились им лес и лесица, волк и волчица, лось и лосица, медведь и медведица (медвежка?). «Съем-ка я вас, человеки!» — произнес медведь. «Не питайся нами, Михаил (Виктор? Григорий?), мы хотим живать-поживать!» — «Хорошо, — ответил медведь, — я вами столоваться не буду...» Радостно, дружно, синхронно запели гимн восходящему светилу (луне? солнцу?), сидящие на ветвях снегири, фазаны, сазаны, миноги, снетки и караси. Лес шумел весело (удовлетворенно? упитанно?).
Сотворил АТИЛЛА...
«Но все равно так никого и не смог Сабленосов уговорить, чтобы прочли его книгу. А ведь книги он писал исключительно ради славы, чтобы имя его у людей изо рта не вылазило. Тогда Сабленосов сделал вот что. В аэропорту он подстерег одного известного нашего поэта, который везде путешествует, и незаметно засунул свою книгу в его дорожную сумку - лететь поэту долго, может, и прочтет.
Лететь поэту было и вправду долго - аж в Бразилию.
читать дальше » ©
Ой, мамо...
Далее, видимо, мне надлежит от стыда кушать землицу...
Ну двух писателей Красавиных я в Сетке нашёл. Но они явно не этот гений нерукотворный.