Cogito, ergo sum.
Сорокалетие «Пражской весны» прекрасный повод вспомнить эти некогда потрясшие мир события. Тем более, что целостная картина до сих пор не слишком известна. В эпоху социализма замалчивали одно, теперь старательно выносят за скобки другое, а главное состоит в том, что «Пражская весна» никоим образом не была случайностью. Попытка реформировать общественный уклад возникла отнюдь не по прихоти коммунистов-реформаторов, а задавили ее не потому, что так захотелось товарищу Брежневу. Все – и начало, и конец, и аукнувшиеся спустя двадцать лет последствия было закономерным.
читать дальше
Словакия, в которой было создано прогитлеровское марионеточное государство, и захваченная Гитлером еще до начала Второй Мировой Чехия были освобождены Красной Армией в 1944- 45 годах. Освобождение сопровождалось массовыми антифашистскими восстаниями: Словацким – в 1944 году и Пражским – в мае 1945. Формально борьбой с гитлеровцами руководил довольно-таки пестрый конгломерат противников орднунга, но мотором сопротивления, нравится это нынче или нет, являлись действовавшие в глубоком подполье коммунисты. Естественно, пользовавшиеся поддержкой Москвы и лично товарища Сталина.
Соответственно и освобожденная Чехословакия попала в советскую орбиту.
Сейчас принято считать, что послевоенные преобразования в странах Восточной Европы опирались на советские оккупационные войска и осуществлялись исключительно силой, но все было очень по-разному. В Чехословакии, в отличие от Венгрии или Румынии, обошлись без чужих штыков. Красная Армии мирно покинула страну в декабре 1945 года, а на первых свободных и действительно демократических выборах естественным путем победили левые. Что неудивительно, если вспомнить традиционные для чехов и словаков настроения, известные нам по Гашеку и Чапеку и обернувшиеся в годы оккупации тем, о чем рассказал «Репортаж с петлей на шее». Короче, КПЧ честно получила свои 38% процентов и вместе с социал-демократами обрела в новом парламенте абсолютное большинство.
Ставший премьером коммунист Клемент Готвальд сформировал коалиционное правительство с участием представителей прошедших в парламент буржуазных партий, социал-демократов и коммунистов. О слепом копировании советской модели и, тем паче, введении диктатуры пролетариата не было и речи. Не было на сей счет и давления из Москвы.
Справедливости ради следует отметить, что степень национализации промышленности и банков в послевоенной Чехословакии была гораздо выше, чем у ее восточно-европейских соседей. В довоенной республике весьма значительную роль играл немецкий и еврейский финансово-промышленный капитал. Евреев «ариизировали» гитлеровцы, не забыв прихватить осиротевшую собственность, что до немцев… В 1945 году национально озабоченный президент Эдуард Бенеш добился (не сразу!) от Сталина согласия на изгнание из республики ВСЕГО немецкого населения с конфискацией опять-таки всего принадлежащего ему имущества. Теперь собственность и немцев и евреев контролировалось государством. На тот момент вполне себе буржуазно-демократическим.
Как известно из марксистской теории, наличие крупной государственной собственности является одной из важнейших предпосылок, облегчающих победу социалистической революции. Эта нехитрая мысль, чем дальше, тем сильнее овладевала высокопоставленными чехословацкими коммунистами и в первую очередь генеральным секретарем ЦК КПЧ Рудольфом Сланским.
Сланский, несмотря на свое еврейское происхождение, пользовался особым доверием Сталина, что до поры до времени обеспечивало ему своеобразный иммунитет от внутрипартийных атак и развязывало руки. В сентябре 1947 года на Пленуме ЦК КПЧ товарищ Рудольф протолкнул решение о начале подготовки к захвату власти. Слабовольный и трусоватый Готвальд, просидевший войну в Москве, был от подобной перспективы не в восторге. Его вполне устраивал его нынешний статус, а дальнейшие «повстанческие» авантюры казались излишними. Тем не менее давление со стороны генсека, поддержанного, в конце концов, Сталиным заставило Готвальда изменить позицию. Не в последний раз, к слову сказать. В феврале 1948 года спровоцированный коммунистами правительственный кризис быстро и плавно перерос в фактическую смену общественного строя.
На отставку буржуазных министров коммунисты ответили организацией всеобщей политической стачки и созданием вооруженных рабочих отрядов. На сторону коммунистов перешли армия и полиция, но назвать случившееся переворотом не получается. Правительство Готвальда сохраняло за собой парламентское большинство, а отставку буржуазных министров принимал президент Бенеш, открывший таким образом дорогу к формированию коммунистического кабинета. С формальной точки зрения все происходило в рамках действующей конституции и без единого выстрела, так что и эту революцию можно назвать бархатной. Правда, уже с лета 1948 года сквозь бархат полезли гвозди. В смысле пошло ускоренное строительство социализма по сталинскому лекалу. Начались и фальсифицированные политические процессы. Одни революционеры и подпольщики приговаривали к смерти других, чтобы, в свою очередь, быть обвиненными.
Беспрецедентное даже по масштабам «стран восточного блока» взаимное поедание партийных кадров с трудом поддается логическому анализу. Начнем с того, что развязали террор те, кто в итоге оказался наиболее значимыми его жертвами. Еще в конце 1950 года Сланский в борьбе со своими политическими противниками в ЦК инспирировал кампанию за «большевизацию» КПЧ. Знал бы он, куда это его заведет, поостерегся бы, но, увы... О том, что примет он смерть от коня своего, генсеку никто не доложил.
Первый этап массового поиска врагов завершился в феврале 1951 года на Пленуме ЦК КПЧ. Оказалось, что «агентами классового врага» являются практически все руководители Словацкого национального восстания и руководитель Пражского восстания Йозеф Смрковский. Все они надолго загремели в тюрьму (те, кто выжил, впоследствии стали активными деятелями «Пражской весны»). Сланский праздновал победу, но резкое усиление его позиций встревожило группу товарищей, решивших разыграть антисемитскую карту. Начался сбор компромата уже на Сланского.
Арестованные якобы заговорщики не имели ни малейшего резона защищать того, кто швырнул их в тюрьму, чего удивляться, что многие воспользовались возможностью утащить за собой и своего мучителя. К «разоблачению» подключили и откровенно буржуазных политиков, и даже бывших агентов гестапо, словом, сработали на совесть. В июне 1951 года внушительный том доносов лег на стол Сталину.
Сгруппировавшиеся вокруг Готвальда противники Сланского довольно потирали руки, но вождь и учитель не плясал и под более значимые дудки. Прибывших в Москву за головой Сланского членов Президиума ЦК КПЧ Иосиф Виссарионович откровенно огорошил, объявил предъявленные доказательства липой и клеветой. Вместо санкции на смещение и арест «матерого сиониста» доносчики увезли совет разобраться в деле Сланского по новой. Сталин же единоличным решением кардинально обновил весь аппарат советских советников в чехословацких органах госбезопасности.
Почему отнюдь не ангелоподобный генсек КПЧ не воспользовался предоставленной ему Москвой отсрочкой и не свернул шею врагам, понять трудно, но проигравшие противники времени зря не теряли, зайдя с другой стороны. В сентябре 1951 года на Пленуме ЦК КПЧ Готвальд и его сторонники провели решение о ликвидации поста генерального секретаря как такового и о введении коллективного руководства «ради демократизации внутрипартийной жизни и борьбы с бюрократизмом». В спешном порядке фабриковались новые свидетельства контрреволюционной деятельности Сланского.
Готвальд от принятия окончательного решения всячески уклонялся, переводя стрелки на Москву, в СССР же набирала обороты антисемитская компания. На сей раз Кремль вето на чехословацкую инициативу не наложил. Правда и прямой санкции на арест Сланского Сталин не дал. Пражских товарищей на сей предмет инструктировал не кто иной, как будущий «верный хрущевец» и борец с культом личности Анастас Микоян.
В конце ноября 1951 года Сланский был арестован, а в декабре 1952 года повешен вместе с другими высшими партийными, хозяйственными и военными руководителями, причем «процесс Сланского» по ряду параметров переплюнул аналогичные ежовские мероприятия. Так менее чем за 5 лет в Чехословакии было ликвидировано практически все партийное руководство, включая генерального секретаря (уникальный случай - ни в какой другой стране генсеков не уничтожали, обычно бывало наоборот).
В марте 1953 года вслед за Сталиным ушел и Готвальд. В какой-то степени смерть его была символической. Товарищ Клемент выпил лишнего, поминая в Москве усопшего вождя народов, и оделся не сообразно русскому морозу. Простудился. Умер. Сохранив таким образом себя в официальной пропаганде в качестве несгибаемого марксиста-ленинца и первого рабочего президента Чехословакии. Историки полагают, что, останься Готвальд жив, он повторил бы судьбу своих венгерских коллег, а так скончался и скончался.
Смерть Готвальда и перемены в СССР не могли не возыметь внутригосударственных последствий. К тому времени Чехословакия, бывшая до войны одной из наиболее промышленно развитых стран Европы, оказалось в тяжелейшем экономическом положении. Коллективизация на советский манер привела к серьезным проблемам с продовольствием, политические кампании подкосили науку и культуру, а практически полное уничтожение функционеров довоенной компартии и героев сопротивления привело к засилью малоспособных карьеристов, озабоченных лишь собственным благополучием. В придачу Чехословакия оставалась единственной страной в соцлагере, где у власти находились люди, штурмовавшие партийные вершины по трупам товарищей. Но и этого мало. Правители страны считали чехов нацией "первосортной", промышленно развитой и классово сильной, а словаков - отсталыми, религиозными и несознательными. Соответственно права Словакии в едином государстве всячески ущемляли.
В феврале 1956 года на XX съезде КПСС Никита Хрущев разоблачил преступления, как тогда говорили, «культа личности». Начиналась «оттепель». Постепенно "потепление" докатилось до Чехословакии - и принесли его попавшие в партаппарат молодые политики. В апреле 1963 года начался процесс исправления перекосов в национальной политике, посмертной реабилитации невинно осужденных и освобождения тех, кто еще сидел.
Разоблачение «культа личности» Готвальда, реабилитация Сланского и его товарищей привели к тому, что остававшиеся в президиуме ЦК готвальдовские «динозавры» либо сошли со сцены, либо как тогдашний руководитель партии и страны Антонин Новотный надели реформаторские тоги.
В апреле 1963 поменялось руководство в Словакии, где республиканскую парторганизацию возглавил бывший подпольщик и сын подпольщика Александр Дубчек, начавший с попытки введения гласности. Это создало ему огромную популярность сперва в Словакии, а потом и по всей стране. Тогда же известный чешский реформатор Отто Шик и будущий премьер Олдржих Черник начали реализовывать экономическую реформу, близкую той, что 20 лет спустя пытался провести Горбачев.
Борьба "стариков" и "молодежи" в партийных структурах длилась четыре с половиной года и, наконец, привела к отстранению 5 января 1968 года старого руководства и избранию первым секретарем ЦК КПЧ Александра Дубчека. Произошло это с одобрения... Леонида Ильича Брежнева, полагавшего, что 40-45 летние партфункционеры, долгое время прожившие в СССР (Леонид Ильич называл их "сынки") будут абсолютно управляемы.
В конце февраля 1968 в Чехословакии (впервые в соцлагере) полностью отменяется цензура, что порождает волну гласности, знакомую нам по 89-91 годам. Пропагандистская кампания не только смыла остатки сталинистской системы, но и породила энтузиазм, сопоставимый лишь с первыми годами горбачевской перестройки.
Президентом республики стал герой войны (и, между прочим, герой Советского Союза) генерал Людвиг Свобода, долгие годы просидевший в тюрьме, но, несмотря на пытки, ни в чем не признавшийся. Председателем парламента был избран организатор пражского восстания 1945 года Йозеф Смрковский, чрезвычайно популярный в республике и также испивший чашу сфальсифицированного процесса. Посягнул Дубчек и на святая святых - на контролируемые советскими советниками органы госбезопасности, поставив их под контроль парламента и правительства и назначив министром внутренних дел старого коммуниста, ветерана войны в Испании Йозефа Павела, уже возглавлявшего госбезопасность после войны и выступившего против беззаконий, что и привело его за решетку.
Реформаторская коалиция, как и в перестроечном СССР, была пестрой. Объединяло ее лишь желание перемен и неприятие сталинской модели управления, к тому времени демонтированной даже в СССР. Деятелей «Пражской весны» условно можно разделить на три группы, заключившие меж собой временный тактический союз ради осуществления принятой в апреле 1968 года на Пленуме ЦК КПЧ «Программы действий».
К заводилам перемен можно отнести самого Дубчека, Олдржиха Черника, Оту Шика, Зденека Млынаржа и других политиков, сделавших карьеру в 50-е годы на волне разоблачения культа личности и исправления ошибок прошлого. На многих «молодых» огромное психологическое воздействие оказала работа в комиссии по реабилитации Сланского и других невинно осужденных, подразумевающая ознакомление с архивами госбезопасности и судебного ведомства. Испытанный шок породил желание создать политическую систему, при которой социализм и интернационализм сочетались бы с гарантированной защитой от произвола. В какой-то степени соратники Дубчека примеряли ситуацию и на себя, надеясь в случае необходимости исчезнуть из политики, но не из жизни.
Второй колонной «пражской весны» стали те, кто прошел через жернова преследований, тюрем и политических процессов. Йозеф Смрковский, Людвиг Свобода, Франтишек Кригель, Эдуард Гольдштюккер, Йозев Павел, Иржи Пеликан вернулись в партийное руководство после 1963 года и вернулись другими людьми. Не сломленными, но очень многое переосмыслившими.
Последнюю реформаторскую группировку составляли старые кадры, сохранившие свободу и минимальное влияние при Готвальде и Новотном, но оппозиционные официальному партийному курсу. Такие, как ставший в 1968 секретарем ЦК Вацлав Славек, назначенный тогда же министром иностранных дел Иржи Гаек и руководитель пражской парторганизации Мартин Вацулик.
Коммунисты-реформаторы в течение нескольких месяцев полностью ликвидировала остатки прежнего режима и пустили страну по новым рельсам. Ни до, ни после (за исключением разве что 1945 года) в Чехословакии не был столь высок авторитет коммунистов. Никогда еще официальные митинги не собирали столько народу. Сохранились кадры кинохроники, на которых сотни тысяч чехов и словаков, собравшихся на летном поле, со слезами на глазах слушают первого секретаря, говорящего в общем-то банальные фразы типа "мы пришли дать людям надежду и веру". Увы, у Дубчека (как и у Горбачева) не было ни четкого плана преобразований, ни понимания глубины и сложности происходящих процессов и того, к чему они могут привести.
Введение элементов рыночной экономики и попытки поставить советско-чехословацкие отношения на равноправную основу не на шутку встревожили Кремль. Дополнительным раздражителем стала деятельность работников СМИ, литературы и искусства, забегавших уж слишком вперед и перегибавших палку в своем радикализме и разжигании антисоветских страстей (в перестроечные годы мы опять-таки это "проходили"). Особенно нервировали советских товарищей председатель союза писателей Чехословакии Эдуард Гольдштюккер (отсидевший 6 лет по ложному обвинению), секретарь ЦК Зденек Млынарж (что характерно, учившийся вместе с Горбачевым и друживший с ним в студенческие годы) и член Президиума ЦК Франтишек Кригель, выступавший за введение многопартийности и свободные выборы.
Чашу кремлевского терпения переполнило решение о проведении чрезвычайного съезда компартии Чехословакии, на который уже были избраны делегаты. Накануне его открытия и состоялась "акция оказания интернациональной помощи", а фактически - захват страны советскими войсками, которых чехи и словаки не видели с 1945 года.
Подготовка вторжения велась с начала июня, но окончательное решение приняли в районе 17 августа. При этом советское руководство вежливо искало пособников, которые бы «официально пригласили» в свою страну войска Варшавского договора. Согласно воспоминаниям задача оказалась не из легких. В конце концов, откликнулось несколько недовольных Дубчеком членов Президиума ЦК и просто ЦК.
Недовольные составили некое обращение-приглашение с просьбой о помощи вплоть до введения войск. Характерно, что ни один из авторов хорошо не кончил. Кто-то в состоянии то ли психического расстройства, то ли, наоборот, просветления покончил самоубийством, кто-то бесславно сошел со сцены, кто-то после «бархатной революции» угодил под суд, а инициатор мероприятия Васил Биляк был в декабре 1989 года исключен из партии решением чрезвычайного съезда КПЧ.
Даже имея на руках обращение чехословацких товарищей, руководство СССР не могло принять решение. Брежнев колебался. Как говорят, Андропов с Громыко тоже. Наиболее активно за вторжение выступал руководитель украинской парторганизации Петр Шелест, почему-то решивший, что с приходом к власти Дубчека Чехословакия превратилась в «заповедник сионизма». На сходных позициях стояли Геннадий Воронов, Кирилл Мазуров, Дмитрий Полянский и Александр Шелепин. Заметим, что перечисленные товарищи в течение последующих нескольких лет по инициативе Брежнева так или иначе были убраны из Политбюро. Леонид Ильич не без основания углядел в них потенциальных оппонентов, кроме того, генсек, пока был здоров, опасался чрезмерного радикализма. Ну и опыт смещения Хрущева требовал подстраховки, но вернемся к чехословацким событиям.
В ночь с 20 на 21 августа прямо в здание ЦК, где шло заседание Президиума ЦК, вошли советские десантники. Дубчек, Смрковский, Кригель, Черник и другие были вывезены в Советский Союз, но события начали развиваться по неожиданному для СССР сценарию (23 года спустя ГКЧП не получит и сотой доли того по-настоящему всенародного отпора).
Страна была парализована политической стачкой, которая действительно стала всеобщей. Начали действовать подпольные радиостанции, выходить запрещенные оккупационными войсками газеты, на одном из пражских заводов под охраной вооруженных рабочих собрались делегаты, избранные на чрезвычайный партийный съезд и подтвердили полномочия своих захваченных руководителей, потребовав их немедленного освобождения и прекращения оккупации. Президент Свобода заявил, что скорее застрелится, чем подпишет бумажку о формальном приглашении советской армии (знавшие генерала не сомневались в правдивости его слов).
В таких условиях Александр Дубчек и его товарищи через несколько дней превратились в "дорогих гостей» советского правительства, однако им был навязан кабальный договор о пребывании советских войск на территории Чехословакии. Отказаться Дубчек не смог, так как боялся кровопролития.
Вернувшись на родину, Александр Дубчек обратился к встречавшим его пражанам. Когда он должен был сказать о московском договоре, ему отказал голос, он долго пил воду. Замершая у приемников страна поняла: свобода и независимость кончились. Весну сменила осень.
Тем не менее, инерция всеобщей политической стачки и чрезвычайного съезда КПЧ была столь велика, что продолжение прежнего курса казалось возможным и в условиях оккупации. Однако с ноября 1968 антиреформаторские силы начали консолидироваться и, пользуясь открытой поддержкой СССР, целенаправленно вытеснять реформаторов из всех сфер общественной жизни.
В апреле 1969 ушел в отставку с поста первого секретаря ЦК КПЧ Александр Дубчек. С мая 1969 начались исключения из ЦК и из партии и снятия с государственных постов всех, кто так или иначе поддерживал Дубчека и его линию. Произошел и раскол в рядах реформаторов, часть которых в надежде спасти хоть что-то поддержала новый старый курс. Не помогло. Когда новое руководство окончательно перехватило рычаги, оно избавилось от всех, напоминавших о пражской весне. Некоторых реформаторов второй и третей величины судили, но смертных приговоров не было, а сроки заключения оказались небольшими. Во многом благодаря не одобрявшему жестокость Брежневу.
Дубчека ждала отставка со всех постов, исключение из партии, двадцатилетнее пребывание под надзором и работа лесником недалеко от Братиславы. Млынарж и Шик, эмигрировали. Их не держали – зачем? Проведенная в 1970 году тотальная чистка поставила вне рядов КПЧ, а, стало быть, вне политической и общественной жизни свыше полумиллиона человек. Принятых мер хватило на двадцать лет, затем необратимые перемены в СССР спровоцировали перемены по всему социалистическому лагерю. Чехословакия со своей «бархатной революцией» оказалась в первых рядах. На этот раз поворачивать время вспять было некому.
читать дальше
После Победы
Словакия, в которой было создано прогитлеровское марионеточное государство, и захваченная Гитлером еще до начала Второй Мировой Чехия были освобождены Красной Армией в 1944- 45 годах. Освобождение сопровождалось массовыми антифашистскими восстаниями: Словацким – в 1944 году и Пражским – в мае 1945. Формально борьбой с гитлеровцами руководил довольно-таки пестрый конгломерат противников орднунга, но мотором сопротивления, нравится это нынче или нет, являлись действовавшие в глубоком подполье коммунисты. Естественно, пользовавшиеся поддержкой Москвы и лично товарища Сталина.
Соответственно и освобожденная Чехословакия попала в советскую орбиту.
Сейчас принято считать, что послевоенные преобразования в странах Восточной Европы опирались на советские оккупационные войска и осуществлялись исключительно силой, но все было очень по-разному. В Чехословакии, в отличие от Венгрии или Румынии, обошлись без чужих штыков. Красная Армии мирно покинула страну в декабре 1945 года, а на первых свободных и действительно демократических выборах естественным путем победили левые. Что неудивительно, если вспомнить традиционные для чехов и словаков настроения, известные нам по Гашеку и Чапеку и обернувшиеся в годы оккупации тем, о чем рассказал «Репортаж с петлей на шее». Короче, КПЧ честно получила свои 38% процентов и вместе с социал-демократами обрела в новом парламенте абсолютное большинство.
Ставший премьером коммунист Клемент Готвальд сформировал коалиционное правительство с участием представителей прошедших в парламент буржуазных партий, социал-демократов и коммунистов. О слепом копировании советской модели и, тем паче, введении диктатуры пролетариата не было и речи. Не было на сей счет и давления из Москвы.
Справедливости ради следует отметить, что степень национализации промышленности и банков в послевоенной Чехословакии была гораздо выше, чем у ее восточно-европейских соседей. В довоенной республике весьма значительную роль играл немецкий и еврейский финансово-промышленный капитал. Евреев «ариизировали» гитлеровцы, не забыв прихватить осиротевшую собственность, что до немцев… В 1945 году национально озабоченный президент Эдуард Бенеш добился (не сразу!) от Сталина согласия на изгнание из республики ВСЕГО немецкого населения с конфискацией опять-таки всего принадлежащего ему имущества. Теперь собственность и немцев и евреев контролировалось государством. На тот момент вполне себе буржуазно-демократическим.
Первый бархат комом
Как известно из марксистской теории, наличие крупной государственной собственности является одной из важнейших предпосылок, облегчающих победу социалистической революции. Эта нехитрая мысль, чем дальше, тем сильнее овладевала высокопоставленными чехословацкими коммунистами и в первую очередь генеральным секретарем ЦК КПЧ Рудольфом Сланским.
Сланский, несмотря на свое еврейское происхождение, пользовался особым доверием Сталина, что до поры до времени обеспечивало ему своеобразный иммунитет от внутрипартийных атак и развязывало руки. В сентябре 1947 года на Пленуме ЦК КПЧ товарищ Рудольф протолкнул решение о начале подготовки к захвату власти. Слабовольный и трусоватый Готвальд, просидевший войну в Москве, был от подобной перспективы не в восторге. Его вполне устраивал его нынешний статус, а дальнейшие «повстанческие» авантюры казались излишними. Тем не менее давление со стороны генсека, поддержанного, в конце концов, Сталиным заставило Готвальда изменить позицию. Не в последний раз, к слову сказать. В феврале 1948 года спровоцированный коммунистами правительственный кризис быстро и плавно перерос в фактическую смену общественного строя.
На отставку буржуазных министров коммунисты ответили организацией всеобщей политической стачки и созданием вооруженных рабочих отрядов. На сторону коммунистов перешли армия и полиция, но назвать случившееся переворотом не получается. Правительство Готвальда сохраняло за собой парламентское большинство, а отставку буржуазных министров принимал президент Бенеш, открывший таким образом дорогу к формированию коммунистического кабинета. С формальной точки зрения все происходило в рамках действующей конституции и без единого выстрела, так что и эту революцию можно назвать бархатной. Правда, уже с лета 1948 года сквозь бархат полезли гвозди. В смысле пошло ускоренное строительство социализма по сталинскому лекалу. Начались и фальсифицированные политические процессы. Одни революционеры и подпольщики приговаривали к смерти других, чтобы, в свою очередь, быть обвиненными.
Банка с товарищами
Беспрецедентное даже по масштабам «стран восточного блока» взаимное поедание партийных кадров с трудом поддается логическому анализу. Начнем с того, что развязали террор те, кто в итоге оказался наиболее значимыми его жертвами. Еще в конце 1950 года Сланский в борьбе со своими политическими противниками в ЦК инспирировал кампанию за «большевизацию» КПЧ. Знал бы он, куда это его заведет, поостерегся бы, но, увы... О том, что примет он смерть от коня своего, генсеку никто не доложил.
Первый этап массового поиска врагов завершился в феврале 1951 года на Пленуме ЦК КПЧ. Оказалось, что «агентами классового врага» являются практически все руководители Словацкого национального восстания и руководитель Пражского восстания Йозеф Смрковский. Все они надолго загремели в тюрьму (те, кто выжил, впоследствии стали активными деятелями «Пражской весны»). Сланский праздновал победу, но резкое усиление его позиций встревожило группу товарищей, решивших разыграть антисемитскую карту. Начался сбор компромата уже на Сланского.
Арестованные якобы заговорщики не имели ни малейшего резона защищать того, кто швырнул их в тюрьму, чего удивляться, что многие воспользовались возможностью утащить за собой и своего мучителя. К «разоблачению» подключили и откровенно буржуазных политиков, и даже бывших агентов гестапо, словом, сработали на совесть. В июне 1951 года внушительный том доносов лег на стол Сталину.
Сгруппировавшиеся вокруг Готвальда противники Сланского довольно потирали руки, но вождь и учитель не плясал и под более значимые дудки. Прибывших в Москву за головой Сланского членов Президиума ЦК КПЧ Иосиф Виссарионович откровенно огорошил, объявил предъявленные доказательства липой и клеветой. Вместо санкции на смещение и арест «матерого сиониста» доносчики увезли совет разобраться в деле Сланского по новой. Сталин же единоличным решением кардинально обновил весь аппарат советских советников в чехословацких органах госбезопасности.
Почему отнюдь не ангелоподобный генсек КПЧ не воспользовался предоставленной ему Москвой отсрочкой и не свернул шею врагам, понять трудно, но проигравшие противники времени зря не теряли, зайдя с другой стороны. В сентябре 1951 года на Пленуме ЦК КПЧ Готвальд и его сторонники провели решение о ликвидации поста генерального секретаря как такового и о введении коллективного руководства «ради демократизации внутрипартийной жизни и борьбы с бюрократизмом». В спешном порядке фабриковались новые свидетельства контрреволюционной деятельности Сланского.
Готвальд от принятия окончательного решения всячески уклонялся, переводя стрелки на Москву, в СССР же набирала обороты антисемитская компания. На сей раз Кремль вето на чехословацкую инициативу не наложил. Правда и прямой санкции на арест Сланского Сталин не дал. Пражских товарищей на сей предмет инструктировал не кто иной, как будущий «верный хрущевец» и борец с культом личности Анастас Микоян.
В конце ноября 1951 года Сланский был арестован, а в декабре 1952 года повешен вместе с другими высшими партийными, хозяйственными и военными руководителями, причем «процесс Сланского» по ряду параметров переплюнул аналогичные ежовские мероприятия. Так менее чем за 5 лет в Чехословакии было ликвидировано практически все партийное руководство, включая генерального секретаря (уникальный случай - ни в какой другой стране генсеков не уничтожали, обычно бывало наоборот).
Коммунисты на распутье
В марте 1953 года вслед за Сталиным ушел и Готвальд. В какой-то степени смерть его была символической. Товарищ Клемент выпил лишнего, поминая в Москве усопшего вождя народов, и оделся не сообразно русскому морозу. Простудился. Умер. Сохранив таким образом себя в официальной пропаганде в качестве несгибаемого марксиста-ленинца и первого рабочего президента Чехословакии. Историки полагают, что, останься Готвальд жив, он повторил бы судьбу своих венгерских коллег, а так скончался и скончался.
Смерть Готвальда и перемены в СССР не могли не возыметь внутригосударственных последствий. К тому времени Чехословакия, бывшая до войны одной из наиболее промышленно развитых стран Европы, оказалось в тяжелейшем экономическом положении. Коллективизация на советский манер привела к серьезным проблемам с продовольствием, политические кампании подкосили науку и культуру, а практически полное уничтожение функционеров довоенной компартии и героев сопротивления привело к засилью малоспособных карьеристов, озабоченных лишь собственным благополучием. В придачу Чехословакия оставалась единственной страной в соцлагере, где у власти находились люди, штурмовавшие партийные вершины по трупам товарищей. Но и этого мало. Правители страны считали чехов нацией "первосортной", промышленно развитой и классово сильной, а словаков - отсталыми, религиозными и несознательными. Соответственно права Словакии в едином государстве всячески ущемляли.
В феврале 1956 года на XX съезде КПСС Никита Хрущев разоблачил преступления, как тогда говорили, «культа личности». Начиналась «оттепель». Постепенно "потепление" докатилось до Чехословакии - и принесли его попавшие в партаппарат молодые политики. В апреле 1963 года начался процесс исправления перекосов в национальной политике, посмертной реабилитации невинно осужденных и освобождения тех, кто еще сидел.
Разоблачение «культа личности» Готвальда, реабилитация Сланского и его товарищей привели к тому, что остававшиеся в президиуме ЦК готвальдовские «динозавры» либо сошли со сцены, либо как тогдашний руководитель партии и страны Антонин Новотный надели реформаторские тоги.
Разбег
В апреле 1963 поменялось руководство в Словакии, где республиканскую парторганизацию возглавил бывший подпольщик и сын подпольщика Александр Дубчек, начавший с попытки введения гласности. Это создало ему огромную популярность сперва в Словакии, а потом и по всей стране. Тогда же известный чешский реформатор Отто Шик и будущий премьер Олдржих Черник начали реализовывать экономическую реформу, близкую той, что 20 лет спустя пытался провести Горбачев.
Борьба "стариков" и "молодежи" в партийных структурах длилась четыре с половиной года и, наконец, привела к отстранению 5 января 1968 года старого руководства и избранию первым секретарем ЦК КПЧ Александра Дубчека. Произошло это с одобрения... Леонида Ильича Брежнева, полагавшего, что 40-45 летние партфункционеры, долгое время прожившие в СССР (Леонид Ильич называл их "сынки") будут абсолютно управляемы.
В конце февраля 1968 в Чехословакии (впервые в соцлагере) полностью отменяется цензура, что порождает волну гласности, знакомую нам по 89-91 годам. Пропагандистская кампания не только смыла остатки сталинистской системы, но и породила энтузиазм, сопоставимый лишь с первыми годами горбачевской перестройки.
Президентом республики стал герой войны (и, между прочим, герой Советского Союза) генерал Людвиг Свобода, долгие годы просидевший в тюрьме, но, несмотря на пытки, ни в чем не признавшийся. Председателем парламента был избран организатор пражского восстания 1945 года Йозеф Смрковский, чрезвычайно популярный в республике и также испивший чашу сфальсифицированного процесса. Посягнул Дубчек и на святая святых - на контролируемые советскими советниками органы госбезопасности, поставив их под контроль парламента и правительства и назначив министром внутренних дел старого коммуниста, ветерана войны в Испании Йозефа Павела, уже возглавлявшего госбезопасность после войны и выступившего против беззаконий, что и привело его за решетку.
Птица - тройка
Реформаторская коалиция, как и в перестроечном СССР, была пестрой. Объединяло ее лишь желание перемен и неприятие сталинской модели управления, к тому времени демонтированной даже в СССР. Деятелей «Пражской весны» условно можно разделить на три группы, заключившие меж собой временный тактический союз ради осуществления принятой в апреле 1968 года на Пленуме ЦК КПЧ «Программы действий».
К заводилам перемен можно отнести самого Дубчека, Олдржиха Черника, Оту Шика, Зденека Млынаржа и других политиков, сделавших карьеру в 50-е годы на волне разоблачения культа личности и исправления ошибок прошлого. На многих «молодых» огромное психологическое воздействие оказала работа в комиссии по реабилитации Сланского и других невинно осужденных, подразумевающая ознакомление с архивами госбезопасности и судебного ведомства. Испытанный шок породил желание создать политическую систему, при которой социализм и интернационализм сочетались бы с гарантированной защитой от произвола. В какой-то степени соратники Дубчека примеряли ситуацию и на себя, надеясь в случае необходимости исчезнуть из политики, но не из жизни.
Второй колонной «пражской весны» стали те, кто прошел через жернова преследований, тюрем и политических процессов. Йозеф Смрковский, Людвиг Свобода, Франтишек Кригель, Эдуард Гольдштюккер, Йозев Павел, Иржи Пеликан вернулись в партийное руководство после 1963 года и вернулись другими людьми. Не сломленными, но очень многое переосмыслившими.
Последнюю реформаторскую группировку составляли старые кадры, сохранившие свободу и минимальное влияние при Готвальде и Новотном, но оппозиционные официальному партийному курсу. Такие, как ставший в 1968 секретарем ЦК Вацлав Славек, назначенный тогда же министром иностранных дел Иржи Гаек и руководитель пражской парторганизации Мартин Вацулик.
Коммунисты-реформаторы в течение нескольких месяцев полностью ликвидировала остатки прежнего режима и пустили страну по новым рельсам. Ни до, ни после (за исключением разве что 1945 года) в Чехословакии не был столь высок авторитет коммунистов. Никогда еще официальные митинги не собирали столько народу. Сохранились кадры кинохроники, на которых сотни тысяч чехов и словаков, собравшихся на летном поле, со слезами на глазах слушают первого секретаря, говорящего в общем-то банальные фразы типа "мы пришли дать людям надежду и веру". Увы, у Дубчека (как и у Горбачева) не было ни четкого плана преобразований, ни понимания глубины и сложности происходящих процессов и того, к чему они могут привести.
«Большой брат» недоволен
Введение элементов рыночной экономики и попытки поставить советско-чехословацкие отношения на равноправную основу не на шутку встревожили Кремль. Дополнительным раздражителем стала деятельность работников СМИ, литературы и искусства, забегавших уж слишком вперед и перегибавших палку в своем радикализме и разжигании антисоветских страстей (в перестроечные годы мы опять-таки это "проходили"). Особенно нервировали советских товарищей председатель союза писателей Чехословакии Эдуард Гольдштюккер (отсидевший 6 лет по ложному обвинению), секретарь ЦК Зденек Млынарж (что характерно, учившийся вместе с Горбачевым и друживший с ним в студенческие годы) и член Президиума ЦК Франтишек Кригель, выступавший за введение многопартийности и свободные выборы.
Чашу кремлевского терпения переполнило решение о проведении чрезвычайного съезда компартии Чехословакии, на который уже были избраны делегаты. Накануне его открытия и состоялась "акция оказания интернациональной помощи", а фактически - захват страны советскими войсками, которых чехи и словаки не видели с 1945 года.
Подготовка вторжения велась с начала июня, но окончательное решение приняли в районе 17 августа. При этом советское руководство вежливо искало пособников, которые бы «официально пригласили» в свою страну войска Варшавского договора. Согласно воспоминаниям задача оказалась не из легких. В конце концов, откликнулось несколько недовольных Дубчеком членов Президиума ЦК и просто ЦК.
Недовольные составили некое обращение-приглашение с просьбой о помощи вплоть до введения войск. Характерно, что ни один из авторов хорошо не кончил. Кто-то в состоянии то ли психического расстройства, то ли, наоборот, просветления покончил самоубийством, кто-то бесславно сошел со сцены, кто-то после «бархатной революции» угодил под суд, а инициатор мероприятия Васил Биляк был в декабре 1989 года исключен из партии решением чрезвычайного съезда КПЧ.
Ох уж этот август...
Даже имея на руках обращение чехословацких товарищей, руководство СССР не могло принять решение. Брежнев колебался. Как говорят, Андропов с Громыко тоже. Наиболее активно за вторжение выступал руководитель украинской парторганизации Петр Шелест, почему-то решивший, что с приходом к власти Дубчека Чехословакия превратилась в «заповедник сионизма». На сходных позициях стояли Геннадий Воронов, Кирилл Мазуров, Дмитрий Полянский и Александр Шелепин. Заметим, что перечисленные товарищи в течение последующих нескольких лет по инициативе Брежнева так или иначе были убраны из Политбюро. Леонид Ильич не без основания углядел в них потенциальных оппонентов, кроме того, генсек, пока был здоров, опасался чрезмерного радикализма. Ну и опыт смещения Хрущева требовал подстраховки, но вернемся к чехословацким событиям.
В ночь с 20 на 21 августа прямо в здание ЦК, где шло заседание Президиума ЦК, вошли советские десантники. Дубчек, Смрковский, Кригель, Черник и другие были вывезены в Советский Союз, но события начали развиваться по неожиданному для СССР сценарию (23 года спустя ГКЧП не получит и сотой доли того по-настоящему всенародного отпора).
Страна была парализована политической стачкой, которая действительно стала всеобщей. Начали действовать подпольные радиостанции, выходить запрещенные оккупационными войсками газеты, на одном из пражских заводов под охраной вооруженных рабочих собрались делегаты, избранные на чрезвычайный партийный съезд и подтвердили полномочия своих захваченных руководителей, потребовав их немедленного освобождения и прекращения оккупации. Президент Свобода заявил, что скорее застрелится, чем подпишет бумажку о формальном приглашении советской армии (знавшие генерала не сомневались в правдивости его слов).
В таких условиях Александр Дубчек и его товарищи через несколько дней превратились в "дорогих гостей» советского правительства, однако им был навязан кабальный договор о пребывании советских войск на территории Чехословакии. Отказаться Дубчек не смог, так как боялся кровопролития.
Заморозка
Вернувшись на родину, Александр Дубчек обратился к встречавшим его пражанам. Когда он должен был сказать о московском договоре, ему отказал голос, он долго пил воду. Замершая у приемников страна поняла: свобода и независимость кончились. Весну сменила осень.
Тем не менее, инерция всеобщей политической стачки и чрезвычайного съезда КПЧ была столь велика, что продолжение прежнего курса казалось возможным и в условиях оккупации. Однако с ноября 1968 антиреформаторские силы начали консолидироваться и, пользуясь открытой поддержкой СССР, целенаправленно вытеснять реформаторов из всех сфер общественной жизни.
В апреле 1969 ушел в отставку с поста первого секретаря ЦК КПЧ Александр Дубчек. С мая 1969 начались исключения из ЦК и из партии и снятия с государственных постов всех, кто так или иначе поддерживал Дубчека и его линию. Произошел и раскол в рядах реформаторов, часть которых в надежде спасти хоть что-то поддержала новый старый курс. Не помогло. Когда новое руководство окончательно перехватило рычаги, оно избавилось от всех, напоминавших о пражской весне. Некоторых реформаторов второй и третей величины судили, но смертных приговоров не было, а сроки заключения оказались небольшими. Во многом благодаря не одобрявшему жестокость Брежневу.
Дубчека ждала отставка со всех постов, исключение из партии, двадцатилетнее пребывание под надзором и работа лесником недалеко от Братиславы. Млынарж и Шик, эмигрировали. Их не держали – зачем? Проведенная в 1970 году тотальная чистка поставила вне рядов КПЧ, а, стало быть, вне политической и общественной жизни свыше полумиллиона человек. Принятых мер хватило на двадцать лет, затем необратимые перемены в СССР спровоцировали перемены по всему социалистическому лагерю. Чехословакия со своей «бархатной революцией» оказалась в первых рядах. На этот раз поворачивать время вспять было некому.
-
-
21.08.2008 в 18:25Единственно - остаётся непонятным, какие принципиальные разногласия существовали между тремя группами, которые "заключили временный тактический союз".
-
-
21.08.2008 в 23:49-
-
22.08.2008 в 00:31Второе — как мне кажется больше преследовало целью занять тёплые места. Формально — за обновление закостеневшего госаппарата и механизмы препятствующие его закостенению. Фактически многие из этого "крыла" сами же предпочли задержаться на своих местах подольше. Трудно сказать кто был их соц. базой. Диссиденты... с натяжкой.
Третье — не понимавшие и не принимавшие реакцию неосталинистов во главе с Новотным на активность реформаторов. Боявшиеся прежде всего того куда мог завести курс неосталинистов, становившийся всё более последовательным. Так же банально желавшие остаться у власти. Прежде всего номенклатура.
Важнее даже не какие-то конкретные противоречия в программах, а скорее социальные базы этих групп, которые многое определяли.
-
-
22.08.2008 в 00:52Я только рада. Спасибо, Женя.