Cogito, ergo sum.

Вчера исполнилось семьдесят пять Андрею Петровичу Гагарину. Доктору наук. Профессору Петербургского Политехнического института. Потомку Рюрика в 31-м поколении. Прадед Андрея Петровича, живописец Гагарин, дружил с Лермонтовым. Дед основал Политехнический институт - тот самый, с которым связана вся жизнь Андрея Петровича.
Мне повезло с ним познакомиться пять лет назад (спасибо Игорю Юрьевичу Шаубу), и в эти пять лет я регулярно убеждалась в том, что настоящие благородство и ум обходятся без мишуры, стенаний и кареты прошлого.
Судите сами:
- Андрей Петрович, первый вопрос достаточно традиционный. Хотелось бы побольше узнать о Вас и Вашей семье.
- Как говорила моя бабушка, воспитание ребенка начинается за пятьдесят лет до его рождения, так что я начну с прадеда. Он был довольно известным художником, учеником Карла Брюллова. У него было два сына, старший - Григорий Григорьевич и младший - Андрей Григорьевич, мой дед. Дед стал инженером, пошел по артиллерийской части, много занимался военной промышленностью, так что я могу сказать, что я пошел по его стопам.
Андрей Григорьевич был одним из организаторов и первым директором Петербургского политехнического института и великим энтузиастом своего дела. У них с бабушкой, Марией Дмитриевной Оболенской (так вышло, что у меня обе бабушки Марии Дмитриевны) было восьмеро детей, двое из которых умерли в младенчестве. Мой отец, младший в семье, родился в 1904 году, когда бабушке было 40 лет. Он тоже стал инженером, но поступить в "родной" политехнический ему стоило немалых трудов.
читать дальше Надо сказать, что одним из первых декретов советской власти был декрет об отмене сословий. На первый взгляд это казалось правильным, по сути же этот декрет, как и многое другое, был ложью. Сословия не отменили, их просто поменяли местами, а люди по-прежнему от рождения обладали разными правами. Мой отец еще не успел сделать новой власти ни хорошего, ни плохого, но к нему относились хуже, чем к детям рабочих или бедных крестьян. Тем не менее, он все же закончил факультет механизации сельского хозяйства, какое-то время проработал в институте ГИПРОШАХТ, а в 35 году его арестовали в первый раз.
Его, маму и меня ( мне еще не было и года) приговорили к ссылке в город Иргиз в Казахстан, но профессора политехнического, помнившие деда, как-то добились отмены приговора. Второй раз отца арестовали в ночь с 20 на 21 ноября 1937 года, и тут уже никто ничего сделать не мог. Матери объявили, что ему дали 10 лет без права переписки, и это опять-таки было ложью. Как я узнал в 1965 году, Петр Андреевич Гагарин был расстрелян 18 января 1938 года.
- Что стало с Вами и Вашей матерью?
Мать сослали, я должен был идти в детский дом, но к счастью
меня взяла семья матери, и я прожил там долгое время. Они очень тепло ко мне относились, я всегда с большой благодарностью о них вспоминаю. В 1940 вернулась мать, и поскольку квартиру отобрали, мы продолжали жить в семье сестры матери и ее родителей. После войны нам дали понять, что надежды увидеть отца нет. Никаких официальных заявлений, разумеется, не было, но в НКВД были не только очень плохие люди.
В 1946 году мать снова вышла замуж, и они с отчимом решили, что я должен взять его фамилию. Потом мать мне говорила, что ее главной целью было сохранить мне жизнь в атмосфере всеобщей травли. Сейчас это слово чаще употребляют в сочетании со словом "газетная", но тогда оно понималось в изначальном смысле, когда человека ли, животное ли травили насмерть. На решение матери повлияла и общая атмосфера в стране (мать была права - вскоре началось "ленинградское дело") Короче в 1947 году отчим меня формально усыновил, и моя фамилия стала Бурлаков, о чем я узнал, когда пошел в 6 класс. Признаюсь, чувствовал я себя сначала несколько неловко, потом привык.
Школу я закончил Бурлаковым, затем поступил в ЛИТМО, отучился там три года и мне показалось, что там недостаточно высоко научно, в юности мы такие ортодоксальные... Я перевелся в университет на физический факультет, получил университетский диплом по кафедре Сергея Эдуардовича Фриша (был в мое время такой известный ученый-оптик). После университета я попал в ГОИ к Никите Алексеевичу Толстому, которому очень многим обязан в своей жизни.
- Когда Вы вновь стали Гагариным?
- После того, как Хрущев, спасибо ему, признал, что убивать без вины десятки миллионов людей нехорошо, стало возможным обращаться в КГБ с вопросами о судьбе репрессированных родственников и их реабилитации. Надо сказать, мать была против, считая, что отцу "их" прощение не нужно. Это, конечно, правильно, но мне было существенно услышать, что мой отец ни в чем не виноват, именно от государства. Собирался я долго, я вообще человек медлительный, но в 64 году все-таки написал в КГБ, заявив себя, как сына Петра Андреевича Гагарина. Спустя 9 или 10 месяцев мне прислали ответ. Это письмо, как ни странно, произвело на меня хорошее впечатление. Было видно, что люди, которые его написали, очень сильно отличны от тех, кто заправлял в НКВД конца 30-х. Да, они все тщательно проверили, да, мой отец невиноват, это было трудное время для страны...
Из письма я узнал, когда был расстрелян отец, и тогда же получил свидетельство о его смерти, где в графе "причина смерти" стоял прочерк.
После этого я стал думать, что жить под чужой фамилией неправильно, но мне не хотелось обижать отчима, с которым у меня сложились прекрасные отношения. Он был достойным человеком, очень любил мою мать, мать любила его, через такое перешагивать трудно. Мне понадобилось семь лет, чтобы утрясти домашние проблемы, но весной 1972 года я все же подал заявление на возвращении себе родового имени, и мне его вернули, причем не обошлось без приключений.
В то время я много ездил на мотоцикле, и меня сбил грузовик, причем как раз тогда, когда жена с дочкой уехали в Крым. Я отделался легким испугом и переломом ноги, меня закатали в гипс и отправили домой, в Новую Деревню. И тут приходит разрешение на возврат фамилии, с припиской, что если я не явлюсь в десятидневный срок без уважительной причины, все аннулируют. Я не знал, сочтут ли костыли уважительной причиной, и добрался до Выборгского Загса, где 12 июля 1972 года получил новый паспорт.
- Никаких неприятных последствий это не имело?
- В то время на социальное происхождение внимания уже не обращали, так что неприятностей у меня не было, а вот сложности были. Надо было избежать путаницы с фамилиями на работе, да и мать с отчимом восприняли все несколько болезненно. Постепенно все утряслось.
- Андрей Петрович, Вы всю жизнь проработали в науке, причем работающей на оборонку. Сейчас эта тема несколько не модная, но все же расскажите о вашей работе.
- Я люблю свою профессию, она стала моим мировоззрением, я и на мир смотрю под этим углом. Я долго работал у Алексея Михайловича Бонч-Бруевича в ГОИ. Институт наш располагается в самом центре города вблизи стрелки Васильевского острова, и там, естественно, весьма ограничены площади. Как известно, в 1960 году заработал первый лазер. Наша лаборатория одной из первых стала заниматься лазерами, и успешно. К середине 60-х стало ясно, что нужно создавать большие установки, для которых в городе места нет. Тогда на южном берегу Финского залива в районе станции Калище начала строиться атомная станция, там же выбрали и место для филиала ГОИ. Алексей Михайлович предложил мне возглавить работы, я согласился, потом втянулся и в общей сложности проработал в Сосновом Бору более 20 лет.
- Перестройка довольно сильно ударила по науке, в первую очередь, военной. На Вашем институте вообще и на Вас лично это сказалось?
- Дело в том, что у меня, к сожалению, нет никакой экономической жилки. Я мог организовывать исследовательские работы, но совершенно не представлял, как обеспечить лабораторию заказами. Раньше у нас основными заказчиками были военные, так что проблем не возникало, но в конце 80-х военные отпали, связей у меня не было, и я решил уйти с должности. Какое-то время я продолжал работать в ГОИ, потом перешел в Политехнический институт на преподавательскую работу, даже докторскую защитил. Раньше до этого руки не доходили.
- Андрей Петрович, как Вы в целом оцениваете эпоху великих перемен, в которой нам выдалось жить?
- Как совершенно естественную и неизбежную, другое дело, как идет процесс и к чему он приведет. Оговорюсь, лично мне в конце советского периода жилось хорошо и спокойно - любимая работа, неплохая зарплата, но я жил во лжи. Мы привыкли к вранью, которое на нас изливалось отовсюду и в которое никто давно не верил, а действительно ценная информация переносилась из текста в подтекст. Помню, один мой приятель, проанализировав газеты, вышедшие в дни лермонтовского юбилея 1964 года, пришел к выводу, что сняли Хрущева, и оказался прав. Не зря же сказано, что можно обманывать часть народа все время, можно обманывать весь народ какое-то время, но нельзя обманывать весь народ все время. Советская власть была обречена, речь шла только о сроках и форме ее падения и о том, насколько нормальным станет общество.
- И как вы оцениваете степень его нормальности?
- Трудно сказать, к чему мы движемся. Надеюсь, это будет нечто достойно относящееся к своим членам, вне зависимости от того, в какой группе или партии они состоят. Пока же мы весьма далеки от идеала. Те акценты, которые сейчас проявляются, мне несимпатичны, особенно уклон в торгашество. Раньше во главу угла ставились интересы партийной верхушки, теперь всем заправляют деньги и показной шик, что совершенно не в традициях русского народа.
Помню, меня поразила реклама: "Ты - это то, во что ты одет!". Как тут не вспомнить пословицу о том, что по одежке встречают. Или столь сейчас модная вывеска "мы открылись!". Можно подумать, все только и жили надеждой посетить какое-нибудь кафе или салон красоты. Ну, открылись, и еще десяток откроется, никому лучше от этого не будет. Я рад, что советская эпоха закончилась, потому что с ней была связана бессмысленная гибель миллионов людей, причем далеко не худших, но то, что пришло на сцену, идеальным обществом не назовешь.
- Андрей Петрович, как Вы, человек всю жизнь занимавшийся наукой, причем точной, стали предводителем петербургского дворянства?
- Все вышло достаточно случайно. Надо сказать, что большую часть своей жизни я прожил, не зная ни одного родственника с отцовской стороны. Я знал, что вроде бы в России, в Питере у меня есть двоюродная сестра, даже пытался ее отыскать, но в адресном столе мне сказали, что такой нет. Потом оказалось, что она все эти годы жила на Петроградской стороне под своей фамилией. Уж не знаю, специально ее не нашли или это было обычным разгильдяйством, но первым встреченным мной родственником оказался английский подданный.
Было это в 1982 году, я приехал в Москву на курсы повышения квалификации при Министерстве оборонной промышленности. Жили мы там в общежитии-гостинице, и мне туда позвонила одна знакомая дама. Пригласила в гости, намекнула, что будет интересный мне человек. Интересным человеком оказался Григорий Борисович Гагарин. Встречаться с ним открыто было нельзя, тогда все иностранцы были шпионами, поэтому я делал это тайно.
Григорий Борисович рассказал мне про моих родственников, живших за границей, и познакомил меня с московским художником Андреем Голицыным. Художник, очень милый человек, он был совершенно очарован монархией. На улице был 1982 год, а у него вся мастерская была увешана портретами Александра Третьего, Николая Второго, императриц. Мне это казалось странным, ведь даже беглого взгляда на историю России достаточно, чтобы понять - монархия далеко не самый лучший строй.
Как бы то ни было, мы с Голицыным стали поддерживать отношения, а где-то в конце 80-х годов, когда во множестве стали формироваться первые дворянские собрания, он то ли позвонил мне, то ли написал, что у них в Москве было организационное собрание и его выбрали предводителем. Он и меня спросил, не собираюсь ли я заняться чем-то подобным, но я весь был в своей физике, а попытка организовать дворянство мне казалась, мягко говоря, странной.
- Сейчас Вы изменили свое мнение?
- В какой-то степени. В том, что попытки вернуться в 1913 год невозможны и смешны, я убежден и сейчас, но ведь есть и другие дела. У нас при Публичной библиотеке существовало и доныне существует генеалогическое общество. Я познакомился с его главой, Игорем Васильевичем Сахаровым, и он меня убедил. Его аргументы сводились к тому, что для человека естественно интересоваться своим происхождением, это существенный фактор самоощущения.
Я с этим был полностью согласен, и когда у нас произошло учредительное собрание и меня предложили на пост главы нового собрания, согласился. По-моему, это было 12 сентября 1989 года, однако учредились мы, если можно так выразится, в советском духе.
- В каком смысле?
- Я уже говорил о лжи, в атмосфере которой мы жили, и суть ее состояла в том, что пропагандировались вещи хорошие и правильные, но при исполнении они трансформировались в свою противоположность. В частности во всех нас глубоко въелось то, что делить людей не по собственным заслугам, а по тому, чьи они потомки, несправедливо. Еще более несправедливым казалось, что по законам Российской империи потомки по мужской линии сохраняли дворянство, а по женской - нет. Я был в этой сфере совершенно неграмотен, мне искренне казалось немыслимым делить людей по подобным признакам, и мы сделали послабление. Наше первое общество называлось Санкт-Петербургский дворянский союз, и в него принимали потомков дворян как по мужской, так и по женской линии.
Время шло, я потихоньку начинал разбираться в новой для меня тематике, и в конце концов пришел к выводу, что если мы хотим хоть в какой-то степени возродить дворянство (полного возрождения быть не может, так как сословия отменены), нужно вкладывать в этот термин тот же смысл, который вкладывался в него до 1917 года. В противном случае это будет тот же обман, от которого мы бежали в "перестройку".
В 1996 году мы сформировали ядро Санкт-Петербургского дворянского союза из потомков по мужской линии и выделились. Я некоторое время оставался главой обоих союзов, потом из первого ушел, что, к сожалению, привело к определенным конфликтам. Что поделать, людям свойственно обижаться.
Теперь Санкт-Петербургский дворянский союз возглавляет Игорь Вадимович Доливо-Добровольский. Они интенсивно сотрудничают с Московским дворянским собраниям. Кстати говоря, Москва, за советские годы привыкнув к центральному положению, создала российское дворянское собрание, что совершенно не в традициях русского дворянство.
- Выходит, до революции единого дворянского сообщества не существовало?
- Нет, в каждой губернии были свои совершенно самостоятельные дворянские собрания, выбиравшие своего предводителя. Кстати говоря, мы, когда отделялись, взяли название, полностью повторяющее дореволюционное - Петербургское губернское дворянское собрание, и правила, полностью повторяющие правила дореволюционные.
- Чем именно занимается Ваш союз?
- В основном, собиранием представителей дворянских семей и отчасти историческими изысканиями. Мы провели шесть семинаров по разным вопросам - история дворянства, дворянское делопроизводство, нынешнее состояние дворянских организаций у нас и за границей и др. Кроме того, благодаря нашему генеалогу Андрею Александровичу Шумкову мы ведем обширную издательскую деятельность, в частности издаем "Дворянский календарь", в котором приведена краткая генеалогия дворянских семей, представители которых живы и сейчас. Подобная практика широко распространена и на западе, но там подобные справочники снабжаются адресами и телефонами, мы же по понятным причинам решили этого делать. Кроме того мы публикуем родословную книгу Петербургской губернии.
Надо сказать, что, издавая Указ о вольностях дворянства, императрица Екатерина сняла с дворянства все обязанности, кроме одной: вести родословные книги, то есть тщательно записывать, кто на ком женился, какие у кого были дети, что с ними было, кто потом на ком женился и так далее. В каждой губернии, где было дворянское собрание, подобные книги велись весьма тщательно и почти везде их публиковали, а вот в Петербургской губернии - нет, и Шумков решил заполнить этот пробел. При этом он не делает различий между дворянством дореволюционным и нынешним, придерживаясь не юридической, а, если так можно выразиться, генетической точки зрения.
- Андрей Петрович, я задам Вам весьма неприятный вопрос. Дело в том, что, когда заходит речь о современных дворянских собраниях, представляешь людей в несуществующих орденах и нелепых туалетах, к месту и не к месту ратующих за самодержавие, православие и возвращение в 1913 год
- Я покривил бы душой, если б сказал, что в подобном восприятии виноваты исключительно журналисты и юмористы. До абсурда можно довести все. Мне кажется, причину следует искать в попытке самоутверждения и дефиците общения.
Сейчас стало модно принадлежать к тому, что раньше называлось высшим обществу, так чему удивляться, что в Петербурге образовалось чуть ли не одиннадцать обществ, претендующих на то, чтоб называться дворянскими. Но, уж вы меня простите, единственное собрание, все члены которого принадлежали бы к дворянскому сословию, если бы сословия не отменялись, только одно. Наше. В других собирается народ, который интересуется темой, которому хотелось бы принадлежать к этому кругу. Некоторые из них, не имея к тому никаких оснований, пытаются хотя бы выглядеть по-дворянски.
Когда мы организовали наше первое собрание, мы собирались довольно часто. Мне это было трудно, поскольку я много работал, но были люди, у которых имелось свободное время, а теперь еще появился и "свой" круг и возможность поглядывать свысока на тех, кто в него не входит. Они собирались, пили чай, вели какие-то незначительные разговоры. Развитие этой линии и доведение ее до абсурда и приводит к устройствам квазибалов и иных мероприятий в стиле ностальгистов, предсказанных Вадимом Шефнером в "Лачуге должника".
Выглядит это карикатурно, но журналистам нравится, потому что это эффектно, это любопытно, как в зоопарке или в цирке. И об этом пишут. С другой стороны, людям, которым всю жизнь не хватало внимания и популярности, это нравится, и они идут еще дальше, чтобы привлечь к себе еще больше внимания. Вот они и позируют в каких-то странных платьях, а потом голос за кадром произносит "не правда ли печальное зрелище?" Печальное, кто же спорит...
- Правильно ли я поняла, что в Петербургском губернском дворянском собрание ряженых не встретишь?
- Абсолютно правильно. Людям, действительно принадлежащим к дворянству, незачем фуфырится и из подручных средств шить шапки Мономаха. А вообще на сей счет лучше всего в свое время сказал Франсуа де Ларошфуко "Чтобы упрочить свое положение в свете, люди старательно делают вид, что оно уже упрочено". Мы же ничего не собираемся доказывать ни себе, ни, тем более, другим, нас объединяет не желание пустить пыль кому-то в глаза, а, если можно так выразиться, память крови.
У нас в собрании есть замечательный юрист Олег Михайлович Карамышев, я воспользуюсь его формулировкой: у потомков дворянских родов имеются личные неимущественные права. Такие, как право на фамилию, на титул, на герб, которые можно запретить, но если человек по происхождению этим титулом обладает, его никто не отберет
- Андрей Петрович, тогда теоретический вопрос. Что такое современное российское дворянство?
- До революции дворянство было одним из пяти сословий русского общества и состояло из аристократии, то есть немногочисленных родов, которые в истории России ни в каком другом состоянии неизвестны, тех, кто получил дворянство за определенные заслуги и их потомков. Кроме потомственного дворянства было еще и личное, но и к нашему разговору, и к собственно дворянству это имеет мало отношения.
Теперь возможны две точки зрения на дворянство. С одной стороны одним из первых указов советской власти был указ об отмене сословий. При том, что мы осуждаем многое, сделанное советской властью, никому и в голову не приходит снова вводить сословия, это просто невозможно. Думаю, не случись революции, они бы все равно были отменены, как это произошло в значительной части европейских стран.
В Швеции, к примеру, дворянство само постановило лишить себя наследственных привилегий, заслужив тем самым уважение всего общества. При этом шведское дворянство существует до сих пор, но не как некий привилегированный слой, а как потомки людей, некогда составлявших славу своей страны. То же и в России. С точки зрения юридической, раз нет сословий, значит, нет и дворянства. С другой стороны наследственность тоже никуда не денешь. Люди, сохранившие в себе ощущение принадлежности к длинной череде предков, что, по моему мнению, весьма достойно, продолжают интересоваться не только историей вообще, но и ролью своего рода в этой истории. Как любил говорить Никита Алексеевич Толстой, нельзя быть бывшим сенбернаром. Если ты родился сенбернаром, никаким указом тебя принадлежности к породе не лишить. Я с Никитой Алексеевичем полностью согласен.
ЗЫ. Рецепт "перцовки" по-гагарински:
читать дальше1. Берется бутылка ОТЕЧЕСТВЕННОЙ водки.
2. Берется небольшой СВЕЖИЙ горький перчик. Желательно ЗЕЛЕНЫЙ. Режется "ленточками"
3. Перечные "ленточки" бросаются в бутылку. Бутылка закрывается и настаивается 1-2 часа.
4. Можно употреблять.
Мы пробовали, а Дример потом и сам делал, а Сиоре оценила. Очень приятный привкус. Не столько перечный (хотя острота чувствуется), сколько свежей зелени.