90 лет назад 30 декабря 1922 года Первый съезд Советов Союза ССР в Москве принял Декларацию и Договор об образовании Союза Советских Социалистических Республик.
Обратите внимание на комментарий на 2:11 и далее.
читать дальшеЗЫ. СССР это и мои детство и юность. Тогда я многого не понимала. Что поделать, "большое видится на расстоянии", особенно, если оно хорошее, а хорошего было больше, чем мерзкого, которое, впрочем,отлично пережило распад Союза. Я помню страну, в которой жила, и не стоит мне объяснять ни что я родилась в аду, ни что я родилась в Эдеме.
Все подводят, надо бы и мне. Год был злым, год был добрым, год забирал и год дарил, год заставлял и позволял, год теперь уже почти БЫЛ.
Книжное. Вышли "Полночь" и "Белые ночи Гекаты" (сборник НДП-4) "Полночью" я довольна. Издатели тоже довольны: тираж ушел за месяц, к выходу "Рассвета" допечатают. На этом фоне окончательно решено переиздать первые три книги ОЭ, а дальше, как карта ляжет. "Геката". Первый мой опыт питерской современной мистики. Не будь сборников и не считай я, что в антологии нужно давать повести разовые, законченные, понятные читателю, даже если эта первая и последняя из прочитанных им твоих вещей, я бы вряд ли так резко сменила пластинку. Сюжет вызревал долго, а записалось (хвала Дионису! ) стремительно. О том, что пока не вышло, но уже так или иначе существует, говорить не буду. Чтобы не сглазить, но год выдался урожайным.
Человеческое. Были потери страшные, неожиданные, несправедливые. Вчера бы я написала, что нашу семью 2012-й не тронул, оказалось, нет. Задел уже на излете, но это было ожидаемо, а вот февраль и сентябрь... Буду помнить.
В этот год было собрано какое-то количество камней. Кто-то так или иначе ушел из моей жизни, кто-то появился, кто-то вернулся. И последнее возвращение почти в Зимний Излом словно бы подвело некую черту. Жизнь, она удивительно изящно умеет показать, верной ли дорогой идешь. Принял правильное решение - вот тебе звездочка на ладошку, ошибся, не решился, сглупил, пошел на поводу, проявил "преступную мягкотелость" - вот тебе лягушка за шиворот, мокрая, противная, пассивно-ядовитая. Кажется, в этом году я точки над ё расставила, как надо, а дальше - "будем жить!" (С).
ЗЫ. Я-таки сшила себе вечернее платье и обзавелась гарнитурами из чароита и эвдиалита. Я опять не добралась до Израиля. Я обрела новые записи Юрия Борисова. Я так и не нашла "От Путивля до Карпат", а фильм года для меня : "Великая война", новые серии.
Это не распечатка картины Арвентур, это вышивка! Исполняя данное вышивальщице обещание, выкладываю фотосвидетельства того, как Повелитель Кошек устроился на новом месте. Ну и портрет одного из его подданных заодно.
Губернаторы приходят и уходят, а лед с питерских крыш падает и падает... Сегодня убило женщину. Одни пишут, ей было двадцать шесть, другие, что 44 года... Шла куда-то Апраксиным "на этом участке проезжая часть отгорожена от фасада дома синим металлическим забором. Пострадавшая шла между забором и стеной дома N2. В результате полученных ранений она скончалась на месте." Смерть в этом сезоне первая, но в декабре с.г. в результате падения сосулек получили травмы мужчина и ребенок Вот так и живем. Ходим все, кому-то не везет...
Хроники сосулизации. Избранные места этого дневника.
"Британским сыщикам, искавшим в деле о смерти работника разведслужбы МИ-6 Гаретта Уильямса след вмешательства спецслужб, пришлось признать, что погибший, скорее всего, погубил себя сам. Тело Уильмса нашли голым в застегнутой спортивной сумке — скорее всего, разведчик запер себя в ней сам. Остается загадкой, что заставило его проводить такие эксперименты над собой в собственной ванной.
Тело 31-летнего Гаретта Уильямса было найдено 23 августа 2010 года в его съемной квартире в престижном лондонском районе Пимлико недалеко от штаб-квартиры MI6, в которой Уильямс работал экспертом по кодам и шифрам. Вскрытие не выявило точную причину смерти, при этом она не вызвана алкоголем или наркотиками.
По версии следствия, Уильямс сам забрался в сумку во время сексуальных игр. В рамках эксперимента женщина-офицер полиции, сходная с погибшим по телосложению, залезла в аналогичную сумку и, находясь внутри, смогла самостоятельно ее застегнуть. Полиция предполагает, что нечто подобное мог сделать и погибший, возможно, чтобы получить удовольствие сексуального характера, но затем не смог открыть сумку и задохнулся". Отсель.
Можно о чем-то, не будучи специалистом, молчать, но есть вещи, о которых, не проживая в лесу без лепестричеества, нельзя не слышать. Вот и о скандале с контрзаконом не слышать нельзя. Ну и разумеется, у меня, как всегда, из памяти полезла классика. Это не политика, господа, это Мопассан. Вещица маленькая, но очень заставляет задуматься. О многих вещах.
В ПОЛЯХ
"Две хижины стояли рядом у подножия холма, близ маленького курортного городка. Два крестьянина упорно трудились, обрабатывая плодородную землю, чтобы вырастить всех своих малышей. В каждой семье было по четверо ребят. С утра и до вечера детвора копошилась у дверей хижин. Двоим старшим было по шести лет, а двоим младшим — по году с небольшим: браки, а затем и рождения происходили в том и другом доме почти одновременно. Обе матери едва различали своих детей в общей куче, а отцы и вовсе смешивали их. Восемь имен беспрестанно вертелись и путались у них в голове, и, когда надо было позвать какого-нибудь ребенка, мужчины часто выкрикивали по три имени, прежде чем напасть на нужное. читать дальшеПервую хижину, если подходить от курорта Роль-пор, занимала семья Тювашей, у которых было три девочки и один мальчик; в другой лачуге ютились Валены, имевшие одну девочку и трех мальчиков. Обе семьи скудно питались похлебкой, картофелем и свежим воздухом. В семь часов утра, в полдень и в шесть часов вечера хозяйки созывали свою детвору, подобно тому как гусятницы скликают гусей, и кормили их похлебкой. Дети сидели в ряд, по старшинству, за деревянным столом, лоснившимся от пятидесяти лет службы. Перед малышами ставили миску с хлебом, размоченным в воде, в которой варились картофель, пол-кочана капусты да три луковицы, и ватага наедалась досыта. Младшего мать кормила сама. По воскресеньям, в виде праздничного угощения, все получали по куску говядины в мясном супе; отец в эти дни долго не вставал из-за стола, повторяя: — Я не прочь бы каждый день так обедать. Однажды в августе, после полудня, перед хижинами вдруг остановился легкий экипаж, и молодая женщина, правившая им, сказала сидевшему с ней рядом мужчине: — О, Анри, взгляни на эту кучу детишек! Копошатся в пыли, но как они прелестны! Мужчина ничего не ответил, привыкнув к этим проявлениям восторга, которые причиняли ему боль и звучали почти упреком. Молодая женщина продолжала: — Я должна их расцеловать! О, как бы мне хотелось иметь вот этого, самого маленького! Выпрыгнув из экипажа, она подбежала к детям, взяла на руки одного из самых младших, мальчика Тювашей, и стала осыпать страстными поцелуями его грязные щечки, светлые кудри, напомаженные землей, ручонки, которыми он махал, отбиваясь от надоедливых ласк. Затем женщина села в экипаж, и лошади помчались быстрой рысью. Но на следующей неделе она вернулась снова, уселась на землю среди детей, взяла малыша Тювашей на колени, начала пичкать его сладкими пирожками и оделила конфетами всех остальных детей; она играла с ними, как девочка, пока муж терпеливо ожидал ее, сидя в легком экипаже. Несколько времени спустя она приехала снова, завела знакомство с родителями мальчугана и стала приезжать каждый день. Карманы ее были всегда набиты лакомствами и мелкими деньгами. Звали ее г-жа Анри д'Юбьер. Как-то утром, когда она подъехала, муж вышел вместе с ней; не останавливаясь около малышей, которые теперь отлично их знали, они прошли в хижину. Хозяева были заняты колкой дров; они в удивлении от прихода таких гостей выпрямились, подали стулья и стали ждать. Тогда молодая женщина дрожащим, прерывающимся голосом сказала: — Добрые люди, я обращаюсь к вам... мне очень хотелось бы... очень хотелось бы увезти с собой вашего... вашего мальчика... Крестьяне, оторопев и не зная, что ответить, молчали. Она перевела дыхание и продолжала: — У нас нет детей. Мы одни с мужем... Мы хотели бы взять его к себе... Не согласитесь ли вы на это? Крестьянка начинала понимать. Она спросила: — Вы хотите взять у нас Шарло? ну, уж нет, будьте уверены. Тут вмешался г-н д'Юбьер: — Жена моя неясно выразилась. Мы хотим его усыновить, но он будет приезжать видеться с вами. Если он оправдает наши надежды, чему есть основание верить, то он станет нашим наследником. Если у нас появятся дети, он получит равную с ними долю. Но если он не оправдает наших забот, то, по достижении им совершеннолетия, мы дадим ему капитал в двадцать тысяч франков, который будет теперь же положен на его имя у нотариуса. А так как мы подумали и о вас, то и вы будете получать пожизненно ежемесячную ренту в сто франков. Вы понимаете нас? Крестьянка поднялась, взбешенная: — Вы хотите, чтобы я продала вам Шарло? Ни за что! Нельзя этого требовать от родной матери! Ни за что! Это было бы гнусностью! Крестьянин степенно и задумчиво молчал, но все время утвердительно кивал головой, соглашаясь с женой. Растерявшаяся г-жа д'Юбьер принялась плакать и, обращаясь к мужу, пролепетала, всхлипывая, как ребенок, все желания которого обычно исполняются: — Они не хотят, Анри, не хотят! И они сделали последнюю попытку: — Но, друзья, подумайте о будущем ребенка, о его счастье, о... Вышедшая из себя крестьянка прервала их: — Все мы видим, все понимаем, все порешили... Убирайтесь, и чтобы я вас тут больше не видела! Где это слыхано, чтобы так отнимали детей! Уходя, г-жа д'Юбьер вспомнила, что малышей двое, и спросила сквозь слезы, с упорством избалованной и своевольной женщины, не привыкшей просить: — А другой мальчик ведь не ваш? Тюваш-отец ответил: — Нет, это соседский, можете зайти к ним, если хотите. И он вернулся в дом, откуда раздавался негодующий голос его жены. Валены, муж и жена, сидели за столом и медленно жевали ломти хлеба, бережно намазывая их маслом, которое брали на кончик ножа с тарелки, стоявшей перед ними. Г-н д'Юбьер обратился к ним с тем же предложением, но на этот раз более вкрадчиво, с большими ораторскими предосторожностями, более искусно. Крестьяне мотали головою в знак отказа, но, узнав, что они стали бы получать по сто франков ежемесячно, переглянулись, как бы советуясь взглядом, и сильно взволновались. Они долго молчали, охваченные беспокойством, колеблясь. Наконец жена спросила: — Что ты на это скажешь, отец? Он проговорил наставительно: — Скажу: об этом стоит подумать. Тогда г-жа д'Юбьер, трепеща от ожидания, заговорила о будущности ребенка, о его счастье, о денежной помощи, которую он окажет им впоследствии. Крестьянин спросил: — А ренту в тысячу двести франков вы внесете нотариусу? Г-н д'Юбьер отвечал: — Разумеется, завтра же. Крестьянка, пораздумав, сказала: — Сто франков в месяц мало за то, что вы отнимаете у нас ребенка; через несколько лет он уже сможет работать; нам бы сто двадцать франков. Г-жа д'Юбьер, дрожа от нетерпения, немедленно согласилась и, намереваясь взять ребенка с собой, дала еще сто франков в виде подарка, пока ее муж писал условие. Мэр и сосед-крестьянин, позванные тотчас же, охотно согласились быть свидетелями. И молодая женщина, сияя, увезла с собой ревущего малыша, как увозят из магазина желанную безделушку. Муж и жена Тюваши, стоя на пороге, смотрели вслед отъезжающим, молчаливые, суровые и, быть может, сожалея о своем отказе. О маленьком Жане Валене ничего больше не было слышно. Родители его каждый месяц получали у нотариуса свои сто двадцать франков и были в неладах с соседями, так как тетка Тюваш поносила и позорила их, не переставая твердить всем и каждому, что надо быть выродками, чтобы продать родного ребенка, что это ужас, гнусность, разврат. Порою она чванливо брала на руки своего Шарло и кричала, словно он мог ее понять: — Я-то вот тебя не продала, моя крошка, не продала! Я-то не торгую детьми! Я небогата, но детей не продаю! И это повторялось ежедневно в течение многих лет; ежедневно с порога хижины выкрикивались грубые намеки, так чтобы их слышно было в соседней лачуге. В конце концов тетка Тюваш вообразила себя выше всех в округе из-за того, что не продала Шарло. И когда кто-нибудь говорил о ней, то обычно прибавлял: — Знаю, что это было заманчиво, но все-таки она поступила, как честная мать. Ее ставили в пример; и Шарло, которому было уже восемнадцать лет и который вырос с этой мыслью, беспрестанно ему внушаемой, также считал себя выше товарищей потому, что не был продан.
***
Валены благодаря ренте жили припеваючи. Старший сын их отбывал воинскую повинность, второй умер. Злоба Тювашей, живших по-прежнему в бедности, была поэтому неутолимой. Шарло был единственным помощником старика-отца и надрывался вместе с ним, чтобы прокормить мать и двух младших сестер. Ему исполнился двадцать один год, когда однажды утром перед хижинами остановилась щегольская коляска. Из нее вышел молодой господин с золотой цепочкой от часов и подал руку пожилой седой даме. Дама сказала: — Вот здесь, дитя мое, второй дом. И он вошел в лачугу Валенов, словно к себе домой. Старуха-мать стирала свои фартуки; дряхлый отец дремал у очага. Оба они подняли головы, когда молодой человек сказал: — Здравствуй, папа; здраствуй, мама! Старики выпрямились в испуге. Крестьянка от волнения уронила в воду мыло и шептала: — Так это ты, сынок? Так это ты, сынок? Он заключил ее в объятия и расцеловал, повторяя: "Здравствуй, мама!" Тем временем старик, весь дрожа, говорил спокойным тоном, который ему никогда не изменял: "Вот ты и вернулся, Жан", — как будто расстался с ним всего лишь месяц назад. Когда они освоились друг с другом, родители пожелали сейчас же пойти с сынком по деревне, чтобы всем его показать. Его повели к мэру, к кюре, к учителю. Шарло, стоя на пороге своей лачуги, видел, как они проходили мимо. Вечером, за ужином, он сказал отцу: — Как могли вы быть такими дураками, что дали взять мальчишку у Валенов? Мать отвечала упрямо: — Я не хотела продавать своего ребенка. Отец не говорил ничего. Сын продолжал: — Какое несчастье, что меня принесли в жертву! Тогда старик Тюваш сердито возразил: — Ты еще будешь упрекать нас, что мы тебя не отдали! Парень сказал грубо: — Да, буду, потому что вы дураки! Родители вроде вас — несчастье для детей. Вы заслуживаете того, чтобы я ушел от вас. Старушка плакала над своей тарелкой, Хлебая ложкой суп и проливая при этом половину, она простонала: — Вот и надрывайся после этого, чтобы вырастить детей! Тогда парень жестоко выкрикнул: — Лучше бы мне и вовсе не родиться, чем быть таким, каким я стал! Когда я увидел сейчас того, вся кровь во мне застыла. Я подумал: вот каким бы я мог быть теперь. Он поднялся. — Послушайте, я чувствую, что мне лучше уехать отсюда, потому что я целые дни буду упрекать вас с утра до ночи и отравлю вам жизнь. Знайте, этого я вам никогда не прощу! Старики молчали, убитые горем, в слезах. Он продолжал: — Нет, думать об этом слишком тяжело. Я лучше пойду зарабатывать хлеб в другом месте. Он отворил дверь. Ворвался шум голосов. Это Валены пировали по случаю возвращения сына. Тогда Шарло топнул ногой и, обернувшись к родителям, крикнул: — Черт с вами, мужичье! И исчез в темноте. (С) Ги де Мопассан Напечатано в "Голуа" 31 октября 1882 года.
Народ толпами валит на "Хоббита" и толпами же отписывается, все больше восторженно. Понятно и ожидаемо. И тут средь шумного бала обсуждений, аплодисментов, шуток и прибауток воздвигается: "Не пойду, так как ВСЕ идут и хвалят". То бишь люди чего-то не желают смотреть только потому, что неким мистическим "всем" фильм нравится. И неважно, что нравится по разному и даже не совсем всем, но как же это я, такой весь из себя ярко индивидуальный, уподоблюсь? Я могу понять, что человек не идет, потому что: - молится на Профессора, а Джексон напихал отсебятины; - терпеть не может Профессора (Джексона, гномов, хоббитов, эльфов и Новую Зеландию); - равнодушен к Профессору (Джексону, гномам, хоббитам, эльфам и красивым пейзажам) и вообще на улице холодно и вирусы; - не любит кинофантастику; - не любит буржуинское кино; - слишком много дел (сама не иду именно по этой причине).
Но не пойти, потому что идут "все"? Тогда по логике нужно бежать на фильмы, которые никому на дух не нужны. No comprendo, короче.
"Новый ректор РГТЭУ Андрей Шкляев, назначенный вместо Сергея Бабурина, обратился в полицию после того, как его не пустили в здание вуза, сообщили "Интерфаксу" в пресс-службе ГУ МВД России по Москве в среду". Отсель Не знаю, как оно теперь, но вообще-то на подобные жалобы и студенты, и профессура во все века смотрели косовато...
Юрия Борисова я считаю гением, но знают его не слишком многие. Поэт, композитор, музыкант, Юрий Аркадьевич не попал ни в официальную советскую обойму (при его образе жизни и характере это неудивительно), ни в диссидентскую (по той же причине), ни в каэспешно-бардовскую. Он не обещал вернуться умирать на Васильевский остров, он просто раз за разом возвращался в свой Ленинград, где и умер в 1990 от чахотки. В неполные 46. "Белогвардейские" романсы Борисова вскоре вошли в моду, но те, кто бросился их исполнять, автора называли редко, давая понять, что это либо "из тех времен", либо вообще "мы сами". Теперь эти песни можно сказать, что народные, но Юрий Борисов это гораздо больше, чем "Все теперь против нас" и "Закатилася зорька..."
Недавно отыскала в mp3 его Новогодний романс, причем в авторском исполнении. Агафонов, конечно, поет профессиональней, если так можно выразиться, роскошней, но на мой взгляд что-то при этом теряется. Не говоря уж о заключительных строках, что во втором варианте обретают противоположный смысл. Впрочем, судите сами. Вот оба варианта.
Смотрю ф-ленты. Уходящий год мало кто провожает по-хорошему. И то сказать, добротой он не отличался. Вывалил на человечество мешок новых пакостей и проблем, а старые раскормил и усугубил. Много в 2012 году было и личных потерь Слишком много. Я понимаю тех, кому хочется, чтобы этот несправедливый, злой, високосный год наконец-то кончился, убрался, сгинул, захватив с собой декабрьские морозы, злобу, тревогу, неопределенность. Понимаю, а в голове отчего-то крутится рассказ старого ленинградца о том, как они всей огромной квартирой на Маяковской ждали нового года, как надеялись на лучшее, как считали оставшиеся до этого лучшего дни. Новый год пришел, и был он от Рождества Христова тысяча девятьсот сорок первым, от начала же революции - двадцать четвертым...
А знавший Льва Николаевича Гумилева питерский историк каждый декабрь вспоминает его рассказ. О том, с каким нетерпением ждали прихода года 1917 и как ругали високосный 1916.
"Традиционно подведу субъективные книжные итоги года.
Лучшие переводные книги по истории новейшего времени - "Русский национализм и Российская империя" Эрика Лора (М.: Независимое литературное обозрение, 2012) и "Безмолвная капитуляция" Магнуса Ильмярва (М.: РОССПЭН, 2012). Обе книги на языках оригинала вышли довольно давно и то, что их переводы появились, наконец, на русском - очень большое дело. Из новых не переведенных на русский язык западных работ лучшая из прочитанных мной - "Cultivating the Masses. Modern State Practices and Soviet Socialism, 1914–1939" Дэвида Хоффмана (Cornell University Press, 2011).
Лучшая отечественная военно-историческая книга - "Петровский Ям: запланированная трагедия" Петра Репникова (СПб.: Аврора-Дизайн, 2012). Очень интересное и я бы даже сказал образцовое case-study, основанное на большом количестве источников.
Лучший научный сборник по новейшей истории - "Величие и язвы Российской Империи" (М.: РЕГНУМ, 2012).
Лучшие сборники документов по новейшей истории - "Политюбро и дело Берия", подготовленный Олегом Мозохиным (М.: Кучково поле, 2012) и второй том сборника документов "Голод в СССР, 1929 - 1934 гг." под редакцией Виктора Кондрашина (М.: Международный фонд "Демократия", 2012). Кстати, в подготовке третьего, завершающего, тома "Голода", наш фонд принимал активное участие. Выйдет третий том осенью 2013 года, насколько я понимаю.
Лучшие исследования по истории средневековья / раннего нового времени - на первом месте, без сомнений, "Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси" Тимофея Гимона (М.: Университет Дмитрия Пожарского; Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2012). На втором месте - "Картография царства: Земля и ее значение в России XVII века" Валери Кивельсон (М.: Новое литературное обозрение, 2012).
Лучшие публикации источников по истории средневековья / раннего нового времени - выполненный М. Аникеевым перевод очередной части "Хроник" Жана Фруассара (СПб.: Издательство РХГА, Ювента, 2012) и "Дневник Яна Петра Сапеги (1608-1611)" (М.: Древлехранилище, 2012). Еще хочу отметить вышедшую буквально несколько недель назад первую часть сборника документов "Архив стольника Андрея Ильича Безобразова" (М.: Памятники исторической мысли, 2012).
Лучшая из прочитанных мною за год биографий - "Алексей Ермолов: Солдат и его империя" Якова Гордина (СПб.: Вита Нова, 2012. Т. 1 - 2). Но упаси вас бог приобрести сокращенный вариант этой же книги, опубликованный в серии "ЖЗЛ" - там книгу сократили до полной нечитаемости.
Лучшая фантастическая книга, разумеется, - "За день до послезавтра" Сергея Анисимова, которая выделяется на общем фоне "фантастики ближнего прицела" как авианосец среди рыбацких лодок.
Теперь о худшем из прочитанного.
В своем роде вершина фальсификации - многочисленные переиздания изготовленных С. Кремлевым подложных "дневников" и "записок" Берия (М.: Эксмо; Яуза, 2011 - 2012). Немедленное выбрасывайте эти фальшивки в мусорный бак.
Худшее из исследований по истории новейшего времени - "Вторая польско-украинская война 1942 - 1947" Владимира Вятровича (Киев: Издательский дом "Киево-могилянская академия", 2011). Не зря эта книга собрала огромный букет отрицательных рецензий. Также не рекомендую читать вышедшую на литовском языке книгу "Террор, 1940 - 1958 гг." Арвидаса Анушаускаса (Vilnius: Versus aureus, 2012). Количество нечистоплотных манипуляций с документами в этой книге не может не вызывать изумления. Еще одна низкокачественная поделка - "Интервенция, аннексия и советизация во внешней политике СССР: историко-правовые аспекты новейших исследований" некого Анатолия Ложкина (М.: АИРО-XXI, 2012). Ни истории, ни права в этой работе не наблюдается - достаточно сравнить ее капитальной монографией профессора Владимира Макарчука, и все сразу станет ясно".
Все смотрят «Хоббита», и большинству нравится. Из моей ф-ленты не в восторге пока только Олешер и Прохожий, да и то это именно не восторг, а не отторжение и отплевывание. Я пока не видела и вообще сижу дома с работищей и каким-то вирусом, но кинооживление меня тоже захватило.
О главных книгах в своей жизни я недавно написала, а тут вспомнились поразившие меня фильмы. По натуре я человек больше читающий и слушающий, чем смотрящий, соответственно кино лично для меня (что бы там ни говорил В.И.Ленин) важнейшим искусством не является. Разумеется, мне нравятся многое. Я понимаю, что есть великое кино и отдаю ему (в меру сил и вкусов) должное. Кроме великих есть и просто хорошие, интересные, своевременные фильмы, их список огромен, я же ограничусь перечислением лент, в свое время меня потрясших. Их всего четыре, и три из них я увидела в нужное время, раньше или позже подобного эффекта бы не было. Четвертая же… О ней позже.
«Триста спартанцев».
Я еще в школу не ходила, когда увидела его на большом экране. Красные плащи, затмевающие солнце стрелы, разом опускающиеся навстречу врагу копья… В мои неполные шесть это стало откровением, первым шагом к Гомеру и Плутарху. Моя любовь к эллинской культуре со всеми вытекающими тянется от этой голливудской ленты. «Красное на красном» и «Геката» тоже по большому счету оттуда. Пересматривала несколько раз, последний – совсем недавно. Теперь ясно вижу и то, что «было не так», и то, «чего не может быть», и все равно в душе что-то отзывается.
Сказание о Сиявуше.
Этот фильм открыл для меня восток. Загадочный, чужой, невероятно красивый, жестокий, мудрый, древний. «Шахнаме» надолго водворилась на столе, затем к ней прибавилось «За семью печатями» и другие уже научно-популярные книги. От истории царевича Сиявуша - к истории князя Диваштича (я все же привыкла к такому написанию). Убить себя, поняв, что ты причина войны. Сдаться врагу, чтобы не тронули твой народ… Пересматривала совсем недавно. Красиво. Четко. Логично. Нет, не потрясает, но как же на этом фоне убог тот же «Волкодав». Увы, кадров в приличном качестве не нашлось.
«Графиня де Монсоро». Французская.
Посчастливилось увидеть именно тогда, когда отроковицам нужно показывать красивые фильмы о красивой любви. На всю жизнь осталось впечатление чего-то ослепительно-прекрасного, того, о чем поет Высоцкий уже в другой экранизации, от которой в памяти только баллады и уцелели. Для меня до сих пор нет другой Дианы и другого Бюсси, наш фильм при всей его роскоши я в «любовной» части так и не приняла. Мало того, в книге читаю и перечитываю исключительно политику. И вообще Дюма не прав, и история не права, всё кончилось, как в кино. Надеждой. Пересмотрела этим летом, вспомнила себя прежнюю, поностальгировала… И поздравила себя с тем, что в мои пятнадцать увидела это, а не нынешние, гм, эквиваленты.
«Неподсуден».
Смотрела в кинотеатре повторного фильма, кажется, на четвертом курсе. Заработала шок, сопоставимый с тем, что был от книг Джозефины Тей. Собственно, красная линия фильма та же. Человек и клевета. Человек и невозможность защитить свою репутацию. Человек и те, кто поверил клевете, и кто не поверил. … А начиналось все хорошо и просто, как подснежник. Трое друзей-летчиков, случайная встреча с девушкой, любовь… И авария. Из горящего самолета радист выпрыгнул, не дождавшись приказа, второй пилот – по приказу командира. Командир погиб, осталось двое. Слово против слова, только первое слово сказал успевший раньше трус. Дальше было всякое, но через шестнадцать лет судьба вновь их свела на борту пассажирского самолета. Пилота Егорова и трех пассажиров: бывшего радиста с сыном и женой. Той самой девушкой из поезда. Черно-белая лента, никаких эффектов, никакого, как нынче говорят экшна, но «как он играет! Боги, как он играет!» (С) То есть они - Олег Стриженов и Леонид Куравлев. Крупные планы, молчание, поединок взглядов. Трус, в конце концов, не выдерживает и признается. Тоже трусливо, с самооправданием, куда ж без этого. Пересматриваю нечасто, потому что бьет по нервам, будто впервые.
Ну и откровенность за откровенность. Какие фильмы и когда потрясали вас?