Cogito, ergo sum.
1. Общие правила конкурса. Здесь
2. Основная тема от Николая Перумова : Реванш
3. Подтема конкурса. Чистым взглядом.
Почему именно эта? А вот почему!
читать дальше
Фраза «Все мы вышли из гоголевской шинели» широко известна. До такой степени известна, что на ее базе сотворили другую. О современной русской фантастике, дескать, вся она вышла из шинели Стругацких. С последним, кто согласен, кто нет (я лично нет и готова доказать, что по крайней мере я оттуда не выходила), но тут все не так печально, как с первичным утверждением.
Фраза сия «Употребляется для характеристики гуманистических традиций классической русской литературы» и таки некоторые традиции и тенденции характеризует. Приписываемая Достоевскому, она принадлежит Федору Михайловичу не больше, чем фраза «Нет человека, нет проблем» Иосифу Виссарионовичу. Как доказал советский литературовед С.А.Рейсер, шинельный афоризм вошел в оборот после выхода в России книги французского критика Эжена Вогюэ «Современные русские писатели. Толстой — Тургенев — Достоевский» (М., 1887). Во французском тексте говорится, что так «сказал один писатель». То ли существовавший, то ли придуманный Вогюэ для вящей убедительности.
Но это только цветочки. Ягодки в том, что «Шинель», из которой мы все яко бы вышли, является искаженным и грязно искаженным отражением реального случая.
П.В. Анненков вспоминает: "Однажды при Гоголе рассказан был канцелярский анекдот о каком-то бедном чиновнике, страстном охотнике за птицей, который необычайной экономией и неутомимыми, усиленными трудами сверх должности накопил сумму, достаточную на покупку хорошего лепажевского ружья рублей в 200. В первый раз как на маленькой своей лодочке пустился он по Финскому заливу за добычей, положив драгоценное ружьё перед собою на нос, он находился, по его собственному уверению, в каком-то самозабвении и пришёл в себя только тогда, когда, как взглянув на нос, не увидал своей обновки. Ружьё было стянуто в воду густым тростником, через который он где-то проезжал, и все усилия отыскать его были тщетны. Чиновник возвратился домой, лёг в постель и уже не вставал: он схватил горячку. Только общей подпиской его товарищей, узнавших о происшествии и купивших ему новое ружьё, возвращён он был к жизни, но о страшном событии он уже не мог никогда вспомнить без смертельной бледности на лице".
Вот такая вот «гуманистическая традиция классической русской литературы». Превратить историю о дружбе и сочувствии, которые человека буквально из гроба подняли, в историю о беспросветной беспомощности и одиночестве, которые человека в этот гроб загнали. И ведь пропала не вещь, без которой не прожить, а, как сейчас говорят, предмет роскоши. Только не сказали сослуживцы: "Да что такое ружье, баловство одно, перебьется". Им было достаточно, что коллега кровью харкал, чтобы его честно заработать, и от потери этого ружья помирать начал. Добрые люди, настоящие товарищи. Но «гуманистическим традициям» такое без надобности, особенно, если можно намеком пнуть власти.
В тексте первого собрания сочинения Гоголя, которое он сам редактировал, было: "значительное лицо сошел с лестницы, стал в сани и сказал кучеру: "К Каролине Ивановне". Стоя в санях, как объясняет в том числе и Анна Ахматова, в Петербурге ездил только А.Х. Бенкендорф. Шеф III отделения и злобный николаевский сатрап, он же герой 1812 года, которого Пушкин в письме Вяземскому охарактеризовал следующим образом: «честный и достойный человек, слишком беспечный для того, чтобы быть злопамятным, и слишком благородный, чтобы стараться повредить».
Вот ведь как бывает. Написал гениальный человек несправедливую и лживую вещь, походя оклеветав по-настоящему хороших людей, потом заезжий критик, разбирая уже не жизнь нашу, но литературу, написал книгу, затем выдернули из книги цитату, вложили в уста известного человека и стало оно вроде как истиной в конечной инстанции. Хотя Достоевский не говорил, и выходить нам неоткуда по причине отсутствия шинели. Если плясать от первоисточника, от того, что было на САМОМ деле, идем мы от пусть и не райской жизни, но жизни в которой, как бы не портил ее квартирный (и не только) вопрос милосердие стучалось в сердца. И ему отворяли. Из жизни, где кроме дворов-колодцев и ноябрьской серости есть Стрелка Васильевского острова, кипенье сирени на Марсовом поле и белые ночи. Где есть место и дурному, и хорошему.
Это была преамбула. А теперь задание:
Участникам, фигурально говоря, предлагается, отбросив эту самую серую шинель и взяв лепажевское ружье, подумать над темой «Чистым взглядом».
Тема эта логически продолжает и развивает тему НДП-2008 «Нелишние люди» и при этом является подтемой к заданной Николаем Даниловичем теме реванша. «Повторной борьбы, начатой побежденной стороной с целью взять верх над прежним победителем» может быть и борьба с литературной традицией, с направлением, в котором на мир смотрят сквозь грязно-серое стекло, все дурное, болезненное, жалкое подбирается и выпячивается, все достойное, сильное, здоровое либо не замечается, либо перевирается.
Специально для любителей передергивать и делать вид, что они не поняли. Какие очки ни возьми - черные, серые или розовые, все одинаково плохо, потому что мир – цветной. Устроители, возвращаясь к исходному сюжету, против того, чтобы спасенный хозяин ружья в итоге оказался Тургеневым и написал «Записки охотника». И превращать сбор двухсот рублей в героический подвиг с продажей собственных шинелей и любимых жениных канареек тоже не надо. И делать из петербургской канцелярии аллею героев тоже не стоит. Не надо перекрашивать серый в розовый, надо просто смыть серую краску. Пусть все будет таким, каким оно являлось, является или будет являться. В любой эпохе и любом мире. Собственном. Чужом. Реальном. Выдуманном. Первичным. Вторичным.
С настоящим мы все знакомы, с прошлым можем познакомиться, а вот будущее, альтернативные и вымышленные миры добираются до нас потому, что кто-то их видит и рассказывает о них. В деле с Акакием Акакиевичем дотошный человек может докопаться до первоисточника и узнать, что не шинель, а ружье. Что потерял чиновник его сам, что сослуживцы вовсе не бросили его одного, а, наоборот, спасли, и что, хотя быт, в котором нужно нечеловечески надрываться, чтобы накопить на ружье, вещь нерадостная, но все же не такая беспросветная, какой она стала в литературе. А в фантастике дотошный читатель такого сделать не может. Автор - последняя инстанция. Посмотрел он серым или того хуже черным взглядом на мир, и пропала история. Что остается делать? Только вставлять в общее окно свои чистые стекла, и побольше.
Что, собственно, и предлагается сделать.
2. Основная тема от Николая Перумова : Реванш
3. Подтема конкурса. Чистым взглядом.
Почему именно эта? А вот почему!
читать дальше
Фраза «Все мы вышли из гоголевской шинели» широко известна. До такой степени известна, что на ее базе сотворили другую. О современной русской фантастике, дескать, вся она вышла из шинели Стругацких. С последним, кто согласен, кто нет (я лично нет и готова доказать, что по крайней мере я оттуда не выходила), но тут все не так печально, как с первичным утверждением.
Фраза сия «Употребляется для характеристики гуманистических традиций классической русской литературы» и таки некоторые традиции и тенденции характеризует. Приписываемая Достоевскому, она принадлежит Федору Михайловичу не больше, чем фраза «Нет человека, нет проблем» Иосифу Виссарионовичу. Как доказал советский литературовед С.А.Рейсер, шинельный афоризм вошел в оборот после выхода в России книги французского критика Эжена Вогюэ «Современные русские писатели. Толстой — Тургенев — Достоевский» (М., 1887). Во французском тексте говорится, что так «сказал один писатель». То ли существовавший, то ли придуманный Вогюэ для вящей убедительности.
Но это только цветочки. Ягодки в том, что «Шинель», из которой мы все яко бы вышли, является искаженным и грязно искаженным отражением реального случая.
П.В. Анненков вспоминает: "Однажды при Гоголе рассказан был канцелярский анекдот о каком-то бедном чиновнике, страстном охотнике за птицей, который необычайной экономией и неутомимыми, усиленными трудами сверх должности накопил сумму, достаточную на покупку хорошего лепажевского ружья рублей в 200. В первый раз как на маленькой своей лодочке пустился он по Финскому заливу за добычей, положив драгоценное ружьё перед собою на нос, он находился, по его собственному уверению, в каком-то самозабвении и пришёл в себя только тогда, когда, как взглянув на нос, не увидал своей обновки. Ружьё было стянуто в воду густым тростником, через который он где-то проезжал, и все усилия отыскать его были тщетны. Чиновник возвратился домой, лёг в постель и уже не вставал: он схватил горячку. Только общей подпиской его товарищей, узнавших о происшествии и купивших ему новое ружьё, возвращён он был к жизни, но о страшном событии он уже не мог никогда вспомнить без смертельной бледности на лице".
Вот такая вот «гуманистическая традиция классической русской литературы». Превратить историю о дружбе и сочувствии, которые человека буквально из гроба подняли, в историю о беспросветной беспомощности и одиночестве, которые человека в этот гроб загнали. И ведь пропала не вещь, без которой не прожить, а, как сейчас говорят, предмет роскоши. Только не сказали сослуживцы: "Да что такое ружье, баловство одно, перебьется". Им было достаточно, что коллега кровью харкал, чтобы его честно заработать, и от потери этого ружья помирать начал. Добрые люди, настоящие товарищи. Но «гуманистическим традициям» такое без надобности, особенно, если можно намеком пнуть власти.
В тексте первого собрания сочинения Гоголя, которое он сам редактировал, было: "значительное лицо сошел с лестницы, стал в сани и сказал кучеру: "К Каролине Ивановне". Стоя в санях, как объясняет в том числе и Анна Ахматова, в Петербурге ездил только А.Х. Бенкендорф. Шеф III отделения и злобный николаевский сатрап, он же герой 1812 года, которого Пушкин в письме Вяземскому охарактеризовал следующим образом: «честный и достойный человек, слишком беспечный для того, чтобы быть злопамятным, и слишком благородный, чтобы стараться повредить».
Вот ведь как бывает. Написал гениальный человек несправедливую и лживую вещь, походя оклеветав по-настоящему хороших людей, потом заезжий критик, разбирая уже не жизнь нашу, но литературу, написал книгу, затем выдернули из книги цитату, вложили в уста известного человека и стало оно вроде как истиной в конечной инстанции. Хотя Достоевский не говорил, и выходить нам неоткуда по причине отсутствия шинели. Если плясать от первоисточника, от того, что было на САМОМ деле, идем мы от пусть и не райской жизни, но жизни в которой, как бы не портил ее квартирный (и не только) вопрос милосердие стучалось в сердца. И ему отворяли. Из жизни, где кроме дворов-колодцев и ноябрьской серости есть Стрелка Васильевского острова, кипенье сирени на Марсовом поле и белые ночи. Где есть место и дурному, и хорошему.
Это была преамбула. А теперь задание:
Участникам, фигурально говоря, предлагается, отбросив эту самую серую шинель и взяв лепажевское ружье, подумать над темой «Чистым взглядом».
Тема эта логически продолжает и развивает тему НДП-2008 «Нелишние люди» и при этом является подтемой к заданной Николаем Даниловичем теме реванша. «Повторной борьбы, начатой побежденной стороной с целью взять верх над прежним победителем» может быть и борьба с литературной традицией, с направлением, в котором на мир смотрят сквозь грязно-серое стекло, все дурное, болезненное, жалкое подбирается и выпячивается, все достойное, сильное, здоровое либо не замечается, либо перевирается.
Специально для любителей передергивать и делать вид, что они не поняли. Какие очки ни возьми - черные, серые или розовые, все одинаково плохо, потому что мир – цветной. Устроители, возвращаясь к исходному сюжету, против того, чтобы спасенный хозяин ружья в итоге оказался Тургеневым и написал «Записки охотника». И превращать сбор двухсот рублей в героический подвиг с продажей собственных шинелей и любимых жениных канареек тоже не надо. И делать из петербургской канцелярии аллею героев тоже не стоит. Не надо перекрашивать серый в розовый, надо просто смыть серую краску. Пусть все будет таким, каким оно являлось, является или будет являться. В любой эпохе и любом мире. Собственном. Чужом. Реальном. Выдуманном. Первичным. Вторичным.
С настоящим мы все знакомы, с прошлым можем познакомиться, а вот будущее, альтернативные и вымышленные миры добираются до нас потому, что кто-то их видит и рассказывает о них. В деле с Акакием Акакиевичем дотошный человек может докопаться до первоисточника и узнать, что не шинель, а ружье. Что потерял чиновник его сам, что сослуживцы вовсе не бросили его одного, а, наоборот, спасли, и что, хотя быт, в котором нужно нечеловечески надрываться, чтобы накопить на ружье, вещь нерадостная, но все же не такая беспросветная, какой она стала в литературе. А в фантастике дотошный читатель такого сделать не может. Автор - последняя инстанция. Посмотрел он серым или того хуже черным взглядом на мир, и пропала история. Что остается делать? Только вставлять в общее окно свои чистые стекла, и побольше.
Что, собственно, и предлагается сделать.
@темы: НДП-2009
-
-
23.05.2009 в 01:17Что касается Пушкина, то мысль о том, что он соврал ( точнее, сказал не то что думал, держа, очевидно, в голове информацию, из которой он на самом деле сделал иной вывод) то такая мысль мне не в голову не приходила. Полагаю это не так.
Здесь возможны два варианта. Точнее три, может быть еще и средний.
1. В то время когда Пушкин так отозвался о Бенкендорфе, Бенкердорф еще не проявил себя с негативной стороны. Может потом он как человек испортился, может постот ак вышло.
2. Бенкердорф себя с негативной стороны уже проявил, но Пушкин был не в курсе. Он же не имел никакого отношения ни к чиновничьей среде, ни к среде бедных просителей. Откуда ему было знать?
3. Средний вариант. Бенкендорф в чем -то себя негативно проявил, но не очень сильно, и Пушкин о том не знал.
Что там именно было - надо разбираться.
А можно поинтересоваться, Дример, а что хотели сказать вы? А то я это неуловила.
Вы считаете, что надо больше доверять не непосредственному свидетелю некого события, а человеку, который дает оценку исходя из неясно каких данных?
Или вы придерживаетесь того мнения о Пушкине, что он никак не может ошибиться в оценке человека? если последнее - так я так не думаю - вон, его недавно совершенно спаведливо за Воронцова ругали.
Или вы считаете, что не единому слову Герцена верить нельзя и он просто соврал?
Или что Герцен не соврал, но Бенкендоф все-таки замечательный человек?
Или что вы хотели сказаать?
Просто я не поняла, что вы имели в виду.
-
-
23.05.2009 в 02:22Что касается Пушкина, то мысль о том, что он соврал ( точнее, сказал не то что думал, держа, очевидно, в голове информацию, из которой он на самом деле сделал иной вывод) то такая мысль мне не в голову не приходила. Полагаю это не так.
Здесь возможны два варианта. Точнее три, может быть еще и средний.
1. В то время когда Пушкин так отозвался о Бенкендорфе, Бенкердорф еще не проявил себя с негативной стороны. Может потом он как человек испортился, может постот ак вышло.
2. Бенкердорф себя с негативной стороны уже проявил, но Пушкин был не в курсе. Он же не имел никакого отношения ни к чиновничьей среде, ни к среде бедных просителей. Откуда ему было знать?
3. Средний вариант. Бенкендорф в чем -то себя негативно проявил, но не очень сильно, и Пушкин о том не знал.
Что там именно было - надо разбираться."
Ох... С одной стороны не хочется трогать и так в наши дни затоптанного и оплеванного всеми, кому ни лень, Герцене. А мне, как родственнице, и вовсе неудобно. Был Александр свет Иванович человеком искренним и желавшим "как лучше", а Николаевская Россия была ОЧЕНЬ далека от идеала. С другой стороны, верить "Былому и думам", когда речь идет о николаевской России, то же, что верить "Свободе", когда речь идет об СССР. То есть с крайне большой оглядкой.
По сути мы (если не касаться других источников) выбираем между откровенно враждебной публицистикой и частным письмом близкому другу, причем другу встревоженному (Вяземский задел Бенкендорфа и опасался последствий, Пушкин его успокаивал). Слова человека хорошо и близко знавшего сатрапа и памфлет человека другого поколения, мягко говоря, далекого от двора и крайне агрессивно настроенного.
Пушкин и Бенкендорф сошли со сцены почти одновременно. В марте 1837 Бенкендорф тяжело заболел и постепенно начал сдавать позиции, хотя протянул еще несколько лет.
Кстати ТОТ же Герцен писал о ТОМ же Бенкендорфе: "Наружность шефа жандармов не имела в себе ничего дурного; вид его был довольно общий остзейским дворянам и вообще немецкой аристократии. Лицо его было измято, устало, он имел обманчиво добрый взгляд, который часто принадлежит людям уклончивым и апатическим. Может , Бенкендорф и не сделал всего зла , которое мог сделать , будучи начальником этой страшной полиции , стоящей вне закона и над законом, имевшей: право мешаться во все , - я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица, - но и добра он не сделал, на это у него не доставало энергии, воли, сердца"
Уже совсем другой портрет. Ну, доброта-то, она, конечно, обманчивая... Ведь сатрап же! Ну не сделал всего зла, которое мог, но ведь по определению злодей!
Но есть человек, который соединяет несоединимое. Декабрист Сергей Волконский. Герцен с ним встречался в Лондоне и был в полном восторге. "Старик, величавый старик, лет восьмидесяти, с длинной серебряной бородой и белыми волосами, падавшими до плеч, рассказывал мне о тех временах, о своих, о Пестеле, о казематах, о каторге, куда он пошел молодым, блестящим и откуда только что воротился седой, старый, еще более блестящий, но уже иным светом».
Осужденный по первому разряду декабрист, вернувшись из Сибири стариком говорил, что ни о чем не сожалеет.
Волконский, как вспоминал его сын: был «ближе к рабочему люду, это была, можно сказать, его слабость; он входил в подробности занятий крестьян, их хозяйства и даже семейной жизни; они обращались к нему за советом, за медицинскими пособиями, за содействием». О себе же он говорил: «Мне... Сибирь не в тягость,— писал он в 1856 году,— знаю, за что я здесь, и совесть спокойна... Что я патриот, я доказал тем, что я в Сибири».
Вернемся к сатрапу:
Из записок Волконского
В числе сотоварищей моих по флигель-адъютантству был Александр Христофорович Бенкендорф , и с этого времени были мы сперва довольно знакомы, а впоследствии в тесной дружбе. Бенкендорф тогда воротился из Парижа при посольстве и, как человек мыслящий и впечатлительный, увидел, какие услуги оказывает жандармерия во Франции. Он полагал, что на честных началах, при избрании лиц честных, смышленых, введение этой отрасли соглядатайства может быть полезно и царю, и Отечеству; приготовил проект о составлении этого управления, пригласил нас, многих его товарищей, вступить в эту когорту, как он называл добромыслящих, и меня в их числе. Проект был представлен, но не утвержден. Эту мысль Александр Христофорович осуществил при восшествии на престол Николая, в полном убеждении, в том я уверен, что действия оной будут для охранения от притеснений, для охранения вовремя от заблуждений. Чистая его душа, светлый его ум имели это в виду, и потом, как изгнанник, я должен сказать, что во все время моей ссылки голубой мундир не был для нас лицами преследователей, а людьми, охраняющими и нас, и всех от преследований...."
И еще:
Уезжая за границу Волконский , посетил могилу Бенкендорфа , чтобы «поклониться товарищу служебному, другу не только светскому, но не изменившемуся в чувствах, когда я ( Волконский ) сидел под запорами».
Они разошлись во взглядах. Они были по разные стороны баррикады и каждый умер с осознанием СВОЕЙ правоты, но человеческие качества Бенкендорфа это оценить Волконскому не мешало.
ЗЫ. Но вообще-то здесь просто информация о конкурсе. В котором можно участвовать, можно не участвовать. Можно устроить свой собственный конкурс противоположной тематики. Только к НДП-2009 это уже не относится. Темы заданы, работа пошла
-
-
23.05.2009 в 03:08***Но вообще-то здесь просто информация о конкурсе. А все остальное оф-топ и с этим лучше к Эле.
***
Я не совсем поняла, вы не хотели обсуждения? Если так, простите, и закончим, конечно. А у Эллы разговор идет совершенно о другом. Она пишет о вещах никак не связанных с данной историей по Гоголю, "Шинели" и анекдоту, и тем более с Бенкендорфом. И при этом, в той инфе, которую она упоминает, я не разбиралась, поэтому сказать о ней ничего не могу. Так что,естественно, к Элле я не пойду.
Сори, если я вас не верно поняла.
Но сейчас я вам все таки отвечу, а потом мы уже обе сможем разбираться, хотим мы обсуждать что-то или нет:-)
***Пушкин и Бенкендорф сошли со сцены почти одновременно. В марте 1837 Бенкендорф тяжело заболел и постепенно начал сдавать позиции, хотя протянул еще несколько лет. ***
Тогда Герцен пишет уже о заболевшем и сдавшем позиции Бенкендорфе. Не исключено,что у него из -за этого характер испортился. Эпизод, описанный Герценом относится уже где -то к 40- м годам (пишу по памяти, чтобы сказать когда это было точно - надо навести справки). Гоголь закончил "Шинель" тоже в 40- х годах.
***По сути мы (если не касаться других истоников и оценок) выбираем между откровенно враждебной публицистикой и частным письмом близкому другу, причем другу встревоженному (Вяземский задел Бенкендорфа и опасался последствий, Пушкин его успокаивал).***
Это не совсем так. Большая часть "Былое и дум" вообще не предназначалась к публикации и прижизни автора не публиковалась. Кроме того, начинал Герцен их писать именно как личные воспоминания, чтобы разобраться в себе. Там вообще много личного, хотя и политики там,конечно, много.
И он не то чтобы прямо так уж напрочь ругает всех своих политических противников - о Дубельте он, например, отзывается скорее положительно. Да и в Бенкендорфе он тоже находит кое - что хорошее, как вы сами заметили.
И, понимаете, тут у него не оценка личности. У него тут конкретный факт. То, что он видел своими глазами. Ошибиться ему тут было трудновато.
Вы понимаете, этот факт же еще не означает,что Бенкендорф был дьявол во плоти, ничего никогда хорошего не сделал, и, тем более, что о нем никто не мог хорошо отзываться. Просто мне лично кажется, то подобный поступок все - таки характеризует человека.
Одним словом, спорить, конечно, можно; но, на мой взгляд, дискуссия интересна в первую очередь тем, что она проясняет позиции оппонентов. Поэтому, если вы не возражаете, у меня к вам следующие вопросы.
1. Считаете ли вы, что Герцен просто солгал? Если вы так считаете, я, видимо, вас
не буду переубеждать.
2. Если вы считаете все же, что Герцен не солгал, то считаете ли вы, что Бенкердорф более никогда и не при каких обстоятельствах не мог вести себя подобным же образом?
-
-
23.05.2009 в 03:21Что касается Герцена - не хочу и не буду обвинять его во лжи, уж хотя бы потому, что меня при сем эпизоде не было. Но что могу сказать точно - Герцен был человек живой, неравнодушный, страстный и пристрастный (последнее из предыдущего вытекает естественным образом, и в этом нет ничего плохого - быть пристрастным нормально). А в отношении Бенкендорфа его пристрастность имела совершенно определенный характер - ну ненавидел он Бенкендорфа. И потому данный эпизод мог описать таким, каким этот эпизод ему ЗАПОМНИЛСЯ - а не таким, каким он был на самом деле. И это не является ложью, тем более намеренной. Память- штука хитрая, и вместо реального нередко выдает привычное либо желаемое. Сама себя на таких вещах ловила. Один раз - когда я четко помнила, что при первом знакомстве со своим тогда еще будущим мужем Сергеем я разговаривала весь вечер именно с ним. На самом деле - ничего подобного, весь разговор, содержание которого я отлично помню, происходил совсем с другим человеком, Сергей тогда вообще почти ничего не говорил. А ведь помню ясно и четко, казалось бы. Или эпизод, который я тоже ясно помню - я читаю одному человеку кусок своего текста и от волнения накручиваю на палец кончик косы - замечательно, я часто так делала при волнении, вот только ситуация имела место быть два года спустя после того, как я эту самую косу отрезала! А ведь так четко помню вплоть до физического ощущения. Ничего не поделаешь - в первом случае память подсунула мне желаемое, во втором - привычное. А это ж мы еще идеологических убеждений и предубеждений не касаемся. Так что обвинять Герцена во лжи не собираюсь ни на миг. А вот о пристрастности, способной очень сильно исказить воспоминание, полагаю, говорить вправе.
-
-
23.05.2009 в 03:49***ну почему же - как раз о связанных. По крайней мере с "Шинелью" точно. ***
Извините, не увидела.
Насчет Бенкендорфа и Герцена - спасибо за реплику. Позиция понятна. Хотя и не согласна.
Герцена , насколько я помню, на подобных ошибках никто не ловил.
В отличие, кстати, от Анненкова. Вот с ним - случалось. Так что не исключено, что предмета нашего обсуждения вообще не было в действительности - в смысле, не слышал Гоголь тот анекдот. Не было его там. Просто Аненнков услышал анекдот, потом прочел "Шинель", которая ему тот анекдот напомнила. И "вспомнил", что Гоголь тот анекдот тоже слушал.
Одним словом, что хотя мы, как я понимаю, во мнениях на тот случай не сошлись, спорить нам, вполне возможно, и вовсе не о чем.
-
-
23.05.2009 в 04:432. Я не думаю, что Герцен именно ВРЕТ, хотя его предвзятость ИМХО лезет из всех имеющихся в тексте ремарках. Ка ку Стивенсона в "Черной стреле" в эпизоде с Глостером.
Герцен видит, особенно задним числом то, что даже не хочет - ДОЛЖЕН видеть. Иначе он не был бы Герценом, а мир бы не был бы для него столь четок. При этом он прямо-таки цепляется за этот эпизод, потому что ИМХО к нему перед этим отнеслись терпимо и снисходительно, но обидно для молодого, горячего и убежденного человека. Ну не отсатрапили его. Даже вот улыбнулись. пожурили... Но и не выслушали, не втянулись в спор на глазах толпы ожидающих, а уж он сказал бы... И в этом состоянии и в этом настрое он видит, воспринимает и трактует все остальное. А остальное довершает публицист много лет спустя. А "Былое и Думы" это именно публицистика. Да, в форме мемуаров, с кучей авторских предисловий. В 1866 году, в предисловии к четвертому, заключительному, тому отдельного издания "Былого и дум", Герцен пишет "Былое и думы" - не историческая монография, а отражение истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге." И многое, что писал Герцен, особенно "издалека" правдой назвать трудно. Хотя он в это, видимо, верил.
С другой стороны я не могу полностью исключить и некий "сбой" памяти. Я встречала людей, СВЯТо убежденных в том, что они видели некоторые вещи. Я бы им поверила, если б в то же место и в тот же час не видела совершенно другое. Иногда "схлопывается" время, иногда эпизод перекочевывает из чужого рассказа и даже книги, но это не ложь. Они верят, что так было. И не старые между прочим люди. Отсюда и "врет, как очевидец". Очень часто это вид психологической защиты, но я все-таки поставила бы 7 к 3, что старика и вспышку Бенкендорфа Герцен видел. А дальше - простол для воображения.
О том, что касается данного эпизода. Он совершенно спокойно трактуется как негативно (чиновное хамло, оттолкнувшее заслуженного ветерана), так и нейтрально (старик и его дело хорошо известны и там есть какая-то неприятная заковыка, неизвестная постороннему зрителю), и позитивно. Некоторые люди, особенно военные, заслужившие свои ордена своей же кровью (а Бенкендорф именно из таких, его военная биография - отдельная песня) не переносят вида чужого унижения. И стараются вырваться и удрать. Часто это единственный вид трусости, который им известен. Я вполне могу предположить, что для Александра Христофоровича падение перед ним на колени, причем ветерана, было именно что "мерзостью" и позором. И он взбеленился, хотя к молодому вольнодумцу был доброжелательно-снисходителен. Да и остальным не хамил. И опять-таки мы не знаем, что было потом. Судя по реакции Дубельта, очевидно, что вставание на колени там не приветствовалось. И то, что вспышка отнюдь не означает окончательного отказа тоже очевидно. Уже исходя из характера самого Дубельта. Почему бы не предположить, что спустя десять минут Бенкендорф в любом случае спросил бы про этого ветерана, а подчиненный показал бы предусмотрительно взятое прошение? А когда хватают за колени, ведь в самом деле приличным людям становится сразу противно и стыдно. Очень. Вот дряни, те наслаждаются, а иногда даже и снисходят. Вот если б шеф жандармов откровенно наслаждался зрелищем, тогда да... Тут разночтений не найдешь.
ЗЫ. И все-таки давайте на этом в данной теме закончим. Если хочется, заведите тему о Бенкендорфе на форуме. Интереснейший человек был, но разбираться с ним надо с младых ногтей. Как и с Волконским кстати. Как они пошли разными дорогами, выйдя из одного пункта, куда пришли, как остались людьми там, где это труднее всего , хотя по большому политическому счету наверное никто до конца не был прав. А уж как и сатрапам, и декабристам от последующих тарктователей и изучателей досталось. Соскабливать слои черной и белой краски с тех и других это отдельное удовольствие. Сейчас жандармы назначены хорошими, а декабристы и Герцен плохими. Раньше, в том числе когда работали выдающиеся пушкинисты, было наоборот. Та же пушкинская писулька Вяземскому очень мешала двигать науку. Как и практически недоступные мемуары Волконского. Боюсь, скоро будет мешать наоборот. Пушкина вряд ли тронут, просто теперь будут все меньше поминать "во глубине сибирских руд" и "Чаадаеву" и все больше "На Взятие Варшавы", а вот тому же Чаадаеву в свете новых веяний может и не поздоровиться...
А лучше всего оставить эпохе краски. Все.
-
-
23.05.2009 в 05:24Ну что же, если так, не буду больше здесь комментировать ни по Бенкендорфу ни по Герцену. Хотя кое - что откомментировать желание возникло. Но раз так, то я не вижу смысла открывать эту тему на форуме. Возможно, если будет настроение, открою ее в своем ЖЖ и/ или дайри.
-
-
23.05.2009 в 06:02Ну что же, если так, не буду больше здесь комментировать ни по Бенкендорфу ни по Герцену. давайте, действительно, закончим здесь на этом.
Но желание не заходить ко мне, не открывать тему на форуме, а уж если открывать. то только у себя, несколько удивляет. Однако это полностью ваше право.
-
-
23.05.2009 в 10:36Так ведь я что хотел, то и сказал.
Дальше вы свое мнение озвучили, так что больше мне ничего и не нужно.
-
-
23.05.2009 в 15:53Что касается форума, то там, как я понимаю, собрались примерно те же люди что и здесь, так что я не вижу смысла открывать тему там, если беседа здесь не получается. С другой стороны, каждый кто хочет, может открыть тему на форуме
( и вообще где он только сочтет нужным) поэтому я не вижу смысла обсуждать, стоит мне или не стоит открывать тему на форуме, даже если я по каким-то причинам, совершаю ошибку.
Дример :
Понятно. Мне просто казалась, что я самого начала высказала некое мнение, а потом еще просто добавила кое что. Но раз мой второй ответ все разрешил, и я, очевидно, уточнила для вас все что нужно, то я довольна :-)
-
-
23.05.2009 в 21:00А, вот, вижу. Сори. Есть у вас постинг посвященный этой истории с Гоголем. Я думала, что речь идет о том постинге, на который дала ссылку Гемма, а постинг со школьной историей я просто не заметила.
В таком случае спасибо, может и загляну. Я, собственно, по Гоголю уже высказалась, но именно по вашей аргументации ( которую вы привели и тут) ничего не говорила.