Cogito, ergo sum.
Разговор продолжается. Для удобства поднимаю.
Заглянула на "Мир Фантастики". Прониклась... эээ.... смачностью одного пользователя. С испугу накатала простыню про Атоса. Поскольку меня про данного персонажа спрашивают регулярно, не грех выложить и здесь.
1. Я буду говорить о книжном герое, а не о киногероях и, тем более, не об Атосе, созданном В.Смеховым. КнигоАтос и киноАтосы совершенно разные люди. Сценаристы упорно убирают из сценариев все, что не украшает «великолепную четверку», а если еще и актер талантлив…
2. Я буду говорить не о реальной Франции, а о Франции Дюма, как если б трилогия была единственным источником знаний о данном мире. Речь не о Ришелье, не о Карле I и не о Мазарини, а об Атосе. Если история вступит в противоречие с книгой, я буду отталкиваться от книги.
3. Я сознательно закрываю глаза на алогичности в сюжете. Вопросы по типу как беглый церковный вор с мнимой сестрой натурализовался в центре Франции и стал приходским священником, и почему графиня не обманула графа, как Фельтона, если уж она обманула его, выдав себя за девственницу, я выношу за скобки сразу же. Дюма сказал. Так и было.
А теперь поехали. Мне очень не нравятся люди, которые, полагая себя безупречными или близкими к тому, готовы верить любой мерзости, когда речь идет о других. И мне становится страшно, когда подобный человек становятся Учителем, лидером, эталоном, примером для подражания.
читать дальше
Атос без тени сомненья вешает страстно любимую жену, а спустя тридцать лет обвиняет в пакости Д’Артаньяна. А тот только что спас благородному Атосу жизнь, поставив при этом крест на своей карьере, и полез в пасть к черту не ради Карла, до которого ему не было дела, а ради все того же друга Атоса. И этот друг, который не представлял, что делать («Д’Артаньян что-нибудь придумает» (С) и ведь придумал же!), увидев гасконца среди глядящих на казнь, приходит к выводу, что тот… так, развлечься вышел. Изумительно.
И если с миледи Атос, возможно, (только возможно, потому что не факт, что повешенная им девочка стала бы без его помощи убийцей), угадал, то упрек д’Артаньяну послезнанием не сотрешь.
Вернемся к драме на охоте. Атос повесил жену, даже не выяснив, в чем дело, и, видимо, считая, что вершит справедливый суд. Конечно, упрекать феодала в том, что он впал в аффект оттого, что с его честью обошлись как с тряпкой, нельзя, но…
Он не ударил жену первым попавшимся острым или тупым предметом и не задушил, как идиот Отелло. Он ее повесил, разодрав предварительно платье. Ждать, пока она придет в себя, и разбираться, благородному графу в голову не пришло. Клеймо? На ветку!
При этом куда менее благородный и вовсе диковатый д'Артаньян, услышав не допускающий иных трактовок рассказ обожаемого Атоса, хоть и был пьян, понял: то, что фигурант сделал со своей женой, не суд, а убийство. Более того, до гасконца дошло, что то, что сам он сотворил с миледи – подлость, заслуживающая мести. При этом д'Артаньян уже знал, что миледи - шпион кардинала и вообще нехороший человек. Только дело не в ней, а в нем: так, как поступил он, вообще поступать нельзя.
Почувствуете разницу между невоспитанным человеком, у которого есть совесть, и воспитанным, у которого совести нет, и ее заменяет этакий сословный кодекс.
Атос, судя по всему, ставил себе в заслугу, что женился на бедной и по сути беззащитной (брат-священник это несерьезно) девочке, а не изнасиловал ее и не купил. Вроде бы и впрямь достойно. По тем временам многие, в самом деле хорошие люди, и не подумали бы жениться на неровне, а взяли бы в любовницы. Но педалировать то, что всесильный граф не принудил беспомощную женщину к сожительству? Уважать себя не за то, что сделал добро, а за то, что не сделал зла? Так и вспоминается добрый Иван Иванович со своим «Ну, ступай же с Богом, чего ж ты стоишь? Ведь я тебя не бью!»
Еще один «подвиг» благородного Атоса - история с де Шеврез. И пусть она была не прочь, дело опять же не в ней, а в мужчинах. Один – священник, приютивший проезжего дворянина, оставивший гостя в своем доме и получивший подброшенного ребенка. Вот так и пускай к себе всяких, особо благородных…
Еще один «подвиг» благородного Атоса - история с де Шеврез. И пусть она была не прочь, дело опять же не в ней, а в мужчинах. Один – священник, приютивший проезжего дворянина, оставивший гостя в своем доме и получивший подброшенного ребенка. Вот так и пускай к себе всяких, особо благородных…
- Нет ничего легче, герцогиня. За час до вашего приезда некий всадник, ехавший с важным поручением, обратился к этому же самому священнику с просьбой о ночлеге. Священника как раз позвали к умирающему, и он со-
бирался ехать на всю ночь не только из дому, но и вообще из деревни.
Тогда служитель божий, вполне доверяя своему гостю, который, мимоходом заметим, был дворянин, предоставил в его распоряжение свой дом, ужин и спальню. Таким образом Мари Мишон просила гостеприимства не у самого
священника, а у его гостя.
- И этот гость, этот путешественник, этот дворянин, приехавший до нее?..
- Был я, граф де Ла Фер, - сказал Атос и, встав, почтительно поклонился герцогине де Шеврез.
Герцогиня с минуту молчала в полном изумлении, но вдруг весело расхохоталась.
- Честное слово, это презабавно! - воскликнула она. - Оказывается, что эта сумасбродная Мари Мишон нашла больше, чем искала. Садитесь, любезный граф, и продолжайте ваш рассказ.
- Теперь мне остается только покаяться, герцогиня. Я уже говорил вам, что ехал по очень важному делу. На рассвете я тихонько вышел из комнаты, где еще спал мой прелестный товарищ по ночлегу. В другой комнате спала,
откинув голову на спинку кресла, служанка, вполне достойная своей госпожи. Ее личико меня поразило. Я подошел поближе и узнал маленькую Кэтти, которую наш друг, Арамис, приставил к ее госпоже. Вот каким образом я догадался, что прелестная путешественница была...
При этом позволивший считать себя священником Атос прекрасно знал, что г-жа де Шеврез вне закона. Если ее поймают и дело всплывет, гостеприимному священнику мало не покажется. Но представиться или хотя бы развеять заблуждение гостьи на предмет того, что она имела дело не со святым отцом, а с его гостем Атосу, разумеется,в голову не пришло.
Ну а теперь вспомним, что герцогиня при всей своей ветрености была не только любовницей, но и великой любовью Арамиса. С одной стороны вроде же и время прошло, и не узнал сразу. И вообще инкто не виноват и все довольны. С другой... Все равно отчего-то коробит. Может, именно из-за того, что эталон благородства.
Переходим к Раулю. Тут вообще рычать хочется. Воспитывал мальчишку, как приемыша. И это в стране, где бастарды для людей высокого положения - норма и никому не в упрек – ни родителю, ни сыну. Тот же Бофор гордился своим происхождением и встречал полное понимание. У Рауля же был опекун, а не отец. Существование матери от мальчика тоже скрыли, заодно скрыв, куда делся ребенок, и от матери. Зато потом к ней же парня и отправили.
Плоды воспитания впечатляют еще больше. Все было крайне благородно, только Рауль не смог отстоять любимую девушку. Был, был момент, когда нужно было хватать и увозить. Но воспитание… В результате парень погиб. Погиб, потому что у него не нашлось прописанной боготворимым отцом "достойной" модели поведения в сложившейся ситуации. Тут, конечно, можно посочувствовать всем троим – Атосу, Раулю и Луизе. Но зло лично меня берет
С делами семейными вроде, все. На повестке дня - дружба. Про способность верить в гадости уже сказано. На очереди способность втягивать друзей (и не только) в свои, мягко говоря, спорные затеи, превращая в соучастников с риском для их жизни, совести и карьеры.
Убийство миледи все помнят? А это было именно убийство, которое наш благородный усиленно перекрашивал под правосудие, втягивая в это посторонних. Ну, слуги, допустим, не люди. Можно колотить и проигрывать в кости. Палач по определению отщепенец и чудовище, его можно подставить. Подставили. Предъявили добытый незаконным путем открытый лист. Если б кардинал решил этот лист аннулировать (а не сделал он это вообще-то из симпатии к д’Артаньяну), палачу эта история стоила бы жизни. Более того, Атос, используя открытый лист ВЫНУДИЛ палача согласиться на ставшее ему отвратительным дело.
"Но едва Атос изложил свою просьбу, как незнакомец, стоявший перед мушкетером, в ужасе отпрянул и отказался. Тогда Атос вынул из кармана листок бумаги, на котором были написаны две строчки, скрепленные подписью и печатью, и показал их тому, кто чересчур поторопился проявить свое отвращение. Как только высокий человек прочитал эти две строчки, увидел подпись и узнал печать, он тотчас поклонился в
знак того, что у него нет больше возражений и что он готов повиноваться. Атосу только это и нужно было".
То, что палач имел к миледи личный счет, сути не меняет: Атос этого не знал. Ему просто нужен был профи. «Да и сам Атос глядел на него с тем же изумлением, как и все остальные, недоумевая, каким образом этот человек мог оказаться причастным к ужасной драме, развязка которой совершалась в эту минуту».
Ну ладно, черт с ним, с палачом, если уж священника подставили, тут чего церемониться? А вот друзья… Миледи была делом Атоса (жена) и д’Артаньяна (смерть Констанции и его собственная мерзкая выходка), но судьями Атос вынудил стать Портоса и Арамиса. При этом Портос и Арамис знали лишь то, что миледи – шпион кардинала, что их ни за что ни про что пытались отравить и погиб случайный человек, и что убили Констанцию. В общем, имеют все основания считать, что их друзья, вернее, не друзья, а друг (гасконец – то почти невменяем) кругом правы и знает что делает.
Вообще попытки Атоса придавать своим убийствам видимость законности так гнусны, что впору сочувствовать Мордаунту. Парень подлостей, пока его к Кромвелю не прибило, нахлебался. Один дядюшка (тоже крайне благородный) чего стоит. Поискать, не сразу найдешь. Так любил брата, что его сына бросил помирать с голода на улице, а имущество и титул прибрал. Даже специальный эдикт выпросил. Противозаконный, кстати сказать. Не свихнись Мордаунт до того, чтобы невинных людей по дороге начал убивать, ему можно было только пожелать ему успеха в разговоре с дядюшкой и убийцей матери. Потому что убийца был один, остальных он втянул, играя частью на незнании, частью на своем непререкаемом авторитете и дружеских чувствах.
- Если вы сделаете еще один шаг, д'Артаньян, - сказал он, - мы скрестим шпаги!
Д'Артаньян упал на колени и стал читать молитву.
- Ну, палач, делай свое дело, - проговорил Атос.
Про то, как тот же Атос д'Артаньяна и Портоса втянул в спасение совершенно ненужного им Карла, уже говорилось. А еще можно вспомнить, как благородный человек и прекрасный друг оставил д'Артаньяна в дураках в истории с Бофором. Для Арамиса, как его воспринимали его же друзья, не сказать правды, было нормой. Но Атос же не мог… Мог. И то мог. И это мог.
Еще один мелкий, но противненький штрих: парный случай сразу с двумя друзьями.
Портос, «готовясь к свиданию с какой-то герцогиней, он попытался одолжить шпагу у Атоса. Атос молча вывернул все карманы, собрал все, что было у него ценного: кошельки, пряжки и золотые цепочки, и предложил их Портосу. Что же касается шпаги, сказал он, она прикована к стене и покинет ее только тогда, когда владелец ее покинет это жилище».
Можно понять. Я бы, наверное, тоже не отдала.
Но потом граф сел играть.
- Когда я проиграл свою лошадь - девять против десяти, каково? - мне
пришло в голову поиграть на вашу.
- Я надеюсь, однако, что вы не осуществили этого намерения?
- Напротив, я привел его в исполнение немедленно.
- И что же? - вскричал обеспокоенный д'Артаньян.
- Я сыграл и проиграл ее.
- Мою лошадь?
- Вашу лошадь. Семь против восьми - из-за одного очка... Знаете пос-
ловицу?
- Атос, вы сошли с ума, клянусь вам!
- Милый д'Артаньян, надо было сказать мне это вчера, когда я расска-
зывал вам свои дурацкие истории, а вовсе не сегодня. Я проиграл ее вмес-
те со всеми принадлежностями упряжи, какие только можно придумать.
- Да ведь это ужасно!
- Погодите, вы еще не все знаете. Я стал бы превосходным игроком, ес-
ли бы не зарывался, но я зарываюсь так же, как и тогда, когда пью, и
вот...
- Но на что же еще вы могли играть? У вас ведь ничего больше не оста-
валось.
- Неверно, друг мой, неверно: у нас оставался этот алмаз, который
сверкает на вашем пальце и который я заметил вчера.
- Этот алмаз! - вскричал д'Артаньян, поспешно ощупывая кольцо.
- И так как у меня были когда-то свои алмазы и я знаю в них толк, то
я оценил его в тысячу пистолей.
- Надеюсь, - мрачно сказал д'Артаньян, полумертвый от страха, - что
вы ни словом не упомянули о моем алмазе?
- Напротив, любезный друг. Поймите, этот алмаз был теперь нашим
единственным источником надежды, я мог отыграть на него нашу упряжь, ло-
шадей и, сверх того, выиграть деньги на дорогу...
И вот вместе оно… не очень. Конечно, можно попытаться объяснить внезапную жадность щедрого и бескорыстного Атоса тем, что он боялся раскрыть инкогнито. Если б шпага в придачу с фамильным портретом предка не висели на стене. В геральдике и родовом оружии тогда многие разбирались. Предположить, что забегавшие к Атосу друзья и сослуживцы поймут меньше дамы Портоса сложно. Да и сыщики, узнав, что арестовали какого-то Атоса, должны были смотаться к нему домой, увидеть шпагу и портрет и сделать выводы. Не узнали. Атос остался Атосом.
Похоже, граф же Ла Фер не хотел пускать по рукам дорогую ему вещь, что понятно. Но при этом ему и в голову не пришло, что другу алмаз может быть важен не меньше. Атосу вообще приходило в голову очень мало человеческого.
Можно было бы еще предъявить графу претензии и по отношению к своему феоду и своему роду. Во Франции Ришелье власть, правда, уже была не у феодала, но если принять на веру рассказ Атоса о всесилии молодого графа, возникает чувство, что тех, за кого он призван отвечать перед Богом и людьми, он тоже, впав в печали, бросил, уподобившись Оводу. Впрочем, эта претензия (как и участие в политических заговорах, идущих во вред Франции) все же несколько из другой оперы и в мир Дюма не вписывается.
При этом Атос, без сомнения, личность выдающаяся. Он хоть и специфически, но очень умен, блестяще образован, беззаветно храбр, бескорыстен, короче, практически полностью соответствует тому, чего требуют сословные дворянские добродетели.
И вот друзья (а вслед за ними и многие читатели) вычеркивает из сознания все, что расходится с образом идеального дворянина. Ну а сценаристы вычеркивают их из сценариев. Понятно, почему все любят Атоса-Смехова: замечательный человек, прекрасный товарищ. Сорвался некогда на том, что любимый человек предал его доверие да так и не опомнился до второй встречи с г-жой де Шеврез уже после Англии. Как же такого не жалеть, особенно, если ты дама?
Но вот когда срывы и… ээээ… сословные рефлексы подаются как образец порядочности, мне становится худо.
Да, с точки зрения сословного поведения Атос почти идеален. Разве что женитьба и месть в это дело не вписывается, но ведь первое за кадром, а второе как подано! Мысль о том, что эта идеальность бездушная и бессовестная на первый взгляд кажется бредом. Ну не может же человек, который себя ведет идеально, быть… эээ… не идеальным. А если отклонения и случаются, и становятся заметными, то их либо считают малосущественными, либо находят прорву смягчающих обстоятельств: миледи – преступница, сын ее вообще гад и фанатик, туда им и дорога! Во время казни Карла нежный граф перенервничал, вот на друга и напустился, кольцо проиграл с похмелья и вообще друзья не в претензии, так стоит придираться? ИМХО стоит. Потому что лично я друга, который не спросив, в чем дело, запишет меня в предатели или психи не хочу. Не говоря уж о муже.
И фиктивную бумагу с подписью президента под нос получить не хочу, и, уезжая из дома и оставляя там друга, не хочу, чтоб потом ко мне вваливались с обыском или присылали ребенка в корзинке. НЕ ХО-ЧУ! И другим не желаю.
А на закуску куншт, найденный Родентом, с которым мы не раз и не два говорили о благородном Атосе.
Документ подлинный и, очень похоже, что фамилия именно та. Хотя какие гарантии по тем временам?
"Отдел: по борьбе с контрреволюцией
1. Ф.И.О.: Лафар Георгий Георгиевич
2. Кличка или псевдоним: Шарль
3. Где и когда родились: Сестрорецк, 14.IX.1894
4. Национальность: француз
5. Основная профессия: модельщик, переводчик, литератор
6. Какие знаете языки: французский, немецкий, итальянский, русский
7. К каким партиям принадлежали: (прочерк)
8. ваши родственники:
а) отец: инженер — оружейник. Вывезен в Россию юношей в 1873 через Австрию
б) мать: домашняя учительница
в) братья, сестры: (прочерк)
г) жена, дети: (прочерк)
9. Где жили, чем занимались и в качестве кого:
а) до 1905 года — Сестрорецк, Боленнское уч.
б) до августа 1914 года — Париж, учеба, Сестрорецк, работа у отца на оружейном заводе
в) до марта 1917 года — служба в экспедиционной конторе, затем миссия
г) до октября 1917 года — Петроград, французская миссия генерала Нисселя
д) после октября 1917 года и до поступления в отдел: ВЧК
10. С какого момента в отделе: XII. 1917
11. Место жительства: бывшая гостиница «Дрезден», общежитие
Подпись: Лафар г. Москва 27.XII. 1918"
Раскрыт деникинской контрразведкой и не то расстрелян в Одессе на барже, не то вывезен французами и пропал без вести."
Заглянула на "Мир Фантастики". Прониклась... эээ.... смачностью одного пользователя. С испугу накатала простыню про Атоса. Поскольку меня про данного персонажа спрашивают регулярно, не грех выложить и здесь.
1. Я буду говорить о книжном герое, а не о киногероях и, тем более, не об Атосе, созданном В.Смеховым. КнигоАтос и киноАтосы совершенно разные люди. Сценаристы упорно убирают из сценариев все, что не украшает «великолепную четверку», а если еще и актер талантлив…
2. Я буду говорить не о реальной Франции, а о Франции Дюма, как если б трилогия была единственным источником знаний о данном мире. Речь не о Ришелье, не о Карле I и не о Мазарини, а об Атосе. Если история вступит в противоречие с книгой, я буду отталкиваться от книги.
3. Я сознательно закрываю глаза на алогичности в сюжете. Вопросы по типу как беглый церковный вор с мнимой сестрой натурализовался в центре Франции и стал приходским священником, и почему графиня не обманула графа, как Фельтона, если уж она обманула его, выдав себя за девственницу, я выношу за скобки сразу же. Дюма сказал. Так и было.
А теперь поехали. Мне очень не нравятся люди, которые, полагая себя безупречными или близкими к тому, готовы верить любой мерзости, когда речь идет о других. И мне становится страшно, когда подобный человек становятся Учителем, лидером, эталоном, примером для подражания.
читать дальше
Атос без тени сомненья вешает страстно любимую жену, а спустя тридцать лет обвиняет в пакости Д’Артаньяна. А тот только что спас благородному Атосу жизнь, поставив при этом крест на своей карьере, и полез в пасть к черту не ради Карла, до которого ему не было дела, а ради все того же друга Атоса. И этот друг, который не представлял, что делать («Д’Артаньян что-нибудь придумает» (С) и ведь придумал же!), увидев гасконца среди глядящих на казнь, приходит к выводу, что тот… так, развлечься вышел. Изумительно.
И если с миледи Атос, возможно, (только возможно, потому что не факт, что повешенная им девочка стала бы без его помощи убийцей), угадал, то упрек д’Артаньяну послезнанием не сотрешь.
Вернемся к драме на охоте. Атос повесил жену, даже не выяснив, в чем дело, и, видимо, считая, что вершит справедливый суд. Конечно, упрекать феодала в том, что он впал в аффект оттого, что с его честью обошлись как с тряпкой, нельзя, но…
Он не ударил жену первым попавшимся острым или тупым предметом и не задушил, как идиот Отелло. Он ее повесил, разодрав предварительно платье. Ждать, пока она придет в себя, и разбираться, благородному графу в голову не пришло. Клеймо? На ветку!
При этом куда менее благородный и вовсе диковатый д'Артаньян, услышав не допускающий иных трактовок рассказ обожаемого Атоса, хоть и был пьян, понял: то, что фигурант сделал со своей женой, не суд, а убийство. Более того, до гасконца дошло, что то, что сам он сотворил с миледи – подлость, заслуживающая мести. При этом д'Артаньян уже знал, что миледи - шпион кардинала и вообще нехороший человек. Только дело не в ней, а в нем: так, как поступил он, вообще поступать нельзя.
Почувствуете разницу между невоспитанным человеком, у которого есть совесть, и воспитанным, у которого совести нет, и ее заменяет этакий сословный кодекс.
Атос, судя по всему, ставил себе в заслугу, что женился на бедной и по сути беззащитной (брат-священник это несерьезно) девочке, а не изнасиловал ее и не купил. Вроде бы и впрямь достойно. По тем временам многие, в самом деле хорошие люди, и не подумали бы жениться на неровне, а взяли бы в любовницы. Но педалировать то, что всесильный граф не принудил беспомощную женщину к сожительству? Уважать себя не за то, что сделал добро, а за то, что не сделал зла? Так и вспоминается добрый Иван Иванович со своим «Ну, ступай же с Богом, чего ж ты стоишь? Ведь я тебя не бью!»
Еще один «подвиг» благородного Атоса - история с де Шеврез. И пусть она была не прочь, дело опять же не в ней, а в мужчинах. Один – священник, приютивший проезжего дворянина, оставивший гостя в своем доме и получивший подброшенного ребенка. Вот так и пускай к себе всяких, особо благородных…
Еще один «подвиг» благородного Атоса - история с де Шеврез. И пусть она была не прочь, дело опять же не в ней, а в мужчинах. Один – священник, приютивший проезжего дворянина, оставивший гостя в своем доме и получивший подброшенного ребенка. Вот так и пускай к себе всяких, особо благородных…
- Нет ничего легче, герцогиня. За час до вашего приезда некий всадник, ехавший с важным поручением, обратился к этому же самому священнику с просьбой о ночлеге. Священника как раз позвали к умирающему, и он со-
бирался ехать на всю ночь не только из дому, но и вообще из деревни.
Тогда служитель божий, вполне доверяя своему гостю, который, мимоходом заметим, был дворянин, предоставил в его распоряжение свой дом, ужин и спальню. Таким образом Мари Мишон просила гостеприимства не у самого
священника, а у его гостя.
- И этот гость, этот путешественник, этот дворянин, приехавший до нее?..
- Был я, граф де Ла Фер, - сказал Атос и, встав, почтительно поклонился герцогине де Шеврез.
Герцогиня с минуту молчала в полном изумлении, но вдруг весело расхохоталась.
- Честное слово, это презабавно! - воскликнула она. - Оказывается, что эта сумасбродная Мари Мишон нашла больше, чем искала. Садитесь, любезный граф, и продолжайте ваш рассказ.
- Теперь мне остается только покаяться, герцогиня. Я уже говорил вам, что ехал по очень важному делу. На рассвете я тихонько вышел из комнаты, где еще спал мой прелестный товарищ по ночлегу. В другой комнате спала,
откинув голову на спинку кресла, служанка, вполне достойная своей госпожи. Ее личико меня поразило. Я подошел поближе и узнал маленькую Кэтти, которую наш друг, Арамис, приставил к ее госпоже. Вот каким образом я догадался, что прелестная путешественница была...
При этом позволивший считать себя священником Атос прекрасно знал, что г-жа де Шеврез вне закона. Если ее поймают и дело всплывет, гостеприимному священнику мало не покажется. Но представиться или хотя бы развеять заблуждение гостьи на предмет того, что она имела дело не со святым отцом, а с его гостем Атосу, разумеется,в голову не пришло.
Ну а теперь вспомним, что герцогиня при всей своей ветрености была не только любовницей, но и великой любовью Арамиса. С одной стороны вроде же и время прошло, и не узнал сразу. И вообще инкто не виноват и все довольны. С другой... Все равно отчего-то коробит. Может, именно из-за того, что эталон благородства.
Переходим к Раулю. Тут вообще рычать хочется. Воспитывал мальчишку, как приемыша. И это в стране, где бастарды для людей высокого положения - норма и никому не в упрек – ни родителю, ни сыну. Тот же Бофор гордился своим происхождением и встречал полное понимание. У Рауля же был опекун, а не отец. Существование матери от мальчика тоже скрыли, заодно скрыв, куда делся ребенок, и от матери. Зато потом к ней же парня и отправили.
Плоды воспитания впечатляют еще больше. Все было крайне благородно, только Рауль не смог отстоять любимую девушку. Был, был момент, когда нужно было хватать и увозить. Но воспитание… В результате парень погиб. Погиб, потому что у него не нашлось прописанной боготворимым отцом "достойной" модели поведения в сложившейся ситуации. Тут, конечно, можно посочувствовать всем троим – Атосу, Раулю и Луизе. Но зло лично меня берет
С делами семейными вроде, все. На повестке дня - дружба. Про способность верить в гадости уже сказано. На очереди способность втягивать друзей (и не только) в свои, мягко говоря, спорные затеи, превращая в соучастников с риском для их жизни, совести и карьеры.
Убийство миледи все помнят? А это было именно убийство, которое наш благородный усиленно перекрашивал под правосудие, втягивая в это посторонних. Ну, слуги, допустим, не люди. Можно колотить и проигрывать в кости. Палач по определению отщепенец и чудовище, его можно подставить. Подставили. Предъявили добытый незаконным путем открытый лист. Если б кардинал решил этот лист аннулировать (а не сделал он это вообще-то из симпатии к д’Артаньяну), палачу эта история стоила бы жизни. Более того, Атос, используя открытый лист ВЫНУДИЛ палача согласиться на ставшее ему отвратительным дело.
"Но едва Атос изложил свою просьбу, как незнакомец, стоявший перед мушкетером, в ужасе отпрянул и отказался. Тогда Атос вынул из кармана листок бумаги, на котором были написаны две строчки, скрепленные подписью и печатью, и показал их тому, кто чересчур поторопился проявить свое отвращение. Как только высокий человек прочитал эти две строчки, увидел подпись и узнал печать, он тотчас поклонился в
знак того, что у него нет больше возражений и что он готов повиноваться. Атосу только это и нужно было".
То, что палач имел к миледи личный счет, сути не меняет: Атос этого не знал. Ему просто нужен был профи. «Да и сам Атос глядел на него с тем же изумлением, как и все остальные, недоумевая, каким образом этот человек мог оказаться причастным к ужасной драме, развязка которой совершалась в эту минуту».
Ну ладно, черт с ним, с палачом, если уж священника подставили, тут чего церемониться? А вот друзья… Миледи была делом Атоса (жена) и д’Артаньяна (смерть Констанции и его собственная мерзкая выходка), но судьями Атос вынудил стать Портоса и Арамиса. При этом Портос и Арамис знали лишь то, что миледи – шпион кардинала, что их ни за что ни про что пытались отравить и погиб случайный человек, и что убили Констанцию. В общем, имеют все основания считать, что их друзья, вернее, не друзья, а друг (гасконец – то почти невменяем) кругом правы и знает что делает.
Вообще попытки Атоса придавать своим убийствам видимость законности так гнусны, что впору сочувствовать Мордаунту. Парень подлостей, пока его к Кромвелю не прибило, нахлебался. Один дядюшка (тоже крайне благородный) чего стоит. Поискать, не сразу найдешь. Так любил брата, что его сына бросил помирать с голода на улице, а имущество и титул прибрал. Даже специальный эдикт выпросил. Противозаконный, кстати сказать. Не свихнись Мордаунт до того, чтобы невинных людей по дороге начал убивать, ему можно было только пожелать ему успеха в разговоре с дядюшкой и убийцей матери. Потому что убийца был один, остальных он втянул, играя частью на незнании, частью на своем непререкаемом авторитете и дружеских чувствах.
- Если вы сделаете еще один шаг, д'Артаньян, - сказал он, - мы скрестим шпаги!
Д'Артаньян упал на колени и стал читать молитву.
- Ну, палач, делай свое дело, - проговорил Атос.
Про то, как тот же Атос д'Артаньяна и Портоса втянул в спасение совершенно ненужного им Карла, уже говорилось. А еще можно вспомнить, как благородный человек и прекрасный друг оставил д'Артаньяна в дураках в истории с Бофором. Для Арамиса, как его воспринимали его же друзья, не сказать правды, было нормой. Но Атос же не мог… Мог. И то мог. И это мог.
Еще один мелкий, но противненький штрих: парный случай сразу с двумя друзьями.
Портос, «готовясь к свиданию с какой-то герцогиней, он попытался одолжить шпагу у Атоса. Атос молча вывернул все карманы, собрал все, что было у него ценного: кошельки, пряжки и золотые цепочки, и предложил их Портосу. Что же касается шпаги, сказал он, она прикована к стене и покинет ее только тогда, когда владелец ее покинет это жилище».
Можно понять. Я бы, наверное, тоже не отдала.
Но потом граф сел играть.
- Когда я проиграл свою лошадь - девять против десяти, каково? - мне
пришло в голову поиграть на вашу.
- Я надеюсь, однако, что вы не осуществили этого намерения?
- Напротив, я привел его в исполнение немедленно.
- И что же? - вскричал обеспокоенный д'Артаньян.
- Я сыграл и проиграл ее.
- Мою лошадь?
- Вашу лошадь. Семь против восьми - из-за одного очка... Знаете пос-
ловицу?
- Атос, вы сошли с ума, клянусь вам!
- Милый д'Артаньян, надо было сказать мне это вчера, когда я расска-
зывал вам свои дурацкие истории, а вовсе не сегодня. Я проиграл ее вмес-
те со всеми принадлежностями упряжи, какие только можно придумать.
- Да ведь это ужасно!
- Погодите, вы еще не все знаете. Я стал бы превосходным игроком, ес-
ли бы не зарывался, но я зарываюсь так же, как и тогда, когда пью, и
вот...
- Но на что же еще вы могли играть? У вас ведь ничего больше не оста-
валось.
- Неверно, друг мой, неверно: у нас оставался этот алмаз, который
сверкает на вашем пальце и который я заметил вчера.
- Этот алмаз! - вскричал д'Артаньян, поспешно ощупывая кольцо.
- И так как у меня были когда-то свои алмазы и я знаю в них толк, то
я оценил его в тысячу пистолей.
- Надеюсь, - мрачно сказал д'Артаньян, полумертвый от страха, - что
вы ни словом не упомянули о моем алмазе?
- Напротив, любезный друг. Поймите, этот алмаз был теперь нашим
единственным источником надежды, я мог отыграть на него нашу упряжь, ло-
шадей и, сверх того, выиграть деньги на дорогу...
И вот вместе оно… не очень. Конечно, можно попытаться объяснить внезапную жадность щедрого и бескорыстного Атоса тем, что он боялся раскрыть инкогнито. Если б шпага в придачу с фамильным портретом предка не висели на стене. В геральдике и родовом оружии тогда многие разбирались. Предположить, что забегавшие к Атосу друзья и сослуживцы поймут меньше дамы Портоса сложно. Да и сыщики, узнав, что арестовали какого-то Атоса, должны были смотаться к нему домой, увидеть шпагу и портрет и сделать выводы. Не узнали. Атос остался Атосом.
Похоже, граф же Ла Фер не хотел пускать по рукам дорогую ему вещь, что понятно. Но при этом ему и в голову не пришло, что другу алмаз может быть важен не меньше. Атосу вообще приходило в голову очень мало человеческого.
Можно было бы еще предъявить графу претензии и по отношению к своему феоду и своему роду. Во Франции Ришелье власть, правда, уже была не у феодала, но если принять на веру рассказ Атоса о всесилии молодого графа, возникает чувство, что тех, за кого он призван отвечать перед Богом и людьми, он тоже, впав в печали, бросил, уподобившись Оводу. Впрочем, эта претензия (как и участие в политических заговорах, идущих во вред Франции) все же несколько из другой оперы и в мир Дюма не вписывается.
При этом Атос, без сомнения, личность выдающаяся. Он хоть и специфически, но очень умен, блестяще образован, беззаветно храбр, бескорыстен, короче, практически полностью соответствует тому, чего требуют сословные дворянские добродетели.
И вот друзья (а вслед за ними и многие читатели) вычеркивает из сознания все, что расходится с образом идеального дворянина. Ну а сценаристы вычеркивают их из сценариев. Понятно, почему все любят Атоса-Смехова: замечательный человек, прекрасный товарищ. Сорвался некогда на том, что любимый человек предал его доверие да так и не опомнился до второй встречи с г-жой де Шеврез уже после Англии. Как же такого не жалеть, особенно, если ты дама?
Но вот когда срывы и… ээээ… сословные рефлексы подаются как образец порядочности, мне становится худо.
Да, с точки зрения сословного поведения Атос почти идеален. Разве что женитьба и месть в это дело не вписывается, но ведь первое за кадром, а второе как подано! Мысль о том, что эта идеальность бездушная и бессовестная на первый взгляд кажется бредом. Ну не может же человек, который себя ведет идеально, быть… эээ… не идеальным. А если отклонения и случаются, и становятся заметными, то их либо считают малосущественными, либо находят прорву смягчающих обстоятельств: миледи – преступница, сын ее вообще гад и фанатик, туда им и дорога! Во время казни Карла нежный граф перенервничал, вот на друга и напустился, кольцо проиграл с похмелья и вообще друзья не в претензии, так стоит придираться? ИМХО стоит. Потому что лично я друга, который не спросив, в чем дело, запишет меня в предатели или психи не хочу. Не говоря уж о муже.
И фиктивную бумагу с подписью президента под нос получить не хочу, и, уезжая из дома и оставляя там друга, не хочу, чтоб потом ко мне вваливались с обыском или присылали ребенка в корзинке. НЕ ХО-ЧУ! И другим не желаю.
А на закуску куншт, найденный Родентом, с которым мы не раз и не два говорили о благородном Атосе.
Документ подлинный и, очень похоже, что фамилия именно та. Хотя какие гарантии по тем временам?
"Отдел: по борьбе с контрреволюцией
1. Ф.И.О.: Лафар Георгий Георгиевич
2. Кличка или псевдоним: Шарль
3. Где и когда родились: Сестрорецк, 14.IX.1894
4. Национальность: француз
5. Основная профессия: модельщик, переводчик, литератор
6. Какие знаете языки: французский, немецкий, итальянский, русский
7. К каким партиям принадлежали: (прочерк)
8. ваши родственники:
а) отец: инженер — оружейник. Вывезен в Россию юношей в 1873 через Австрию
б) мать: домашняя учительница
в) братья, сестры: (прочерк)
г) жена, дети: (прочерк)
9. Где жили, чем занимались и в качестве кого:
а) до 1905 года — Сестрорецк, Боленнское уч.
б) до августа 1914 года — Париж, учеба, Сестрорецк, работа у отца на оружейном заводе
в) до марта 1917 года — служба в экспедиционной конторе, затем миссия
г) до октября 1917 года — Петроград, французская миссия генерала Нисселя
д) после октября 1917 года и до поступления в отдел: ВЧК
10. С какого момента в отделе: XII. 1917
11. Место жительства: бывшая гостиница «Дрезден», общежитие
Подпись: Лафар г. Москва 27.XII. 1918"
Раскрыт деникинской контрразведкой и не то расстрелян в Одессе на барже, не то вывезен французами и пропал без вести."
Может ключевое слово "за спиной"? Да, не хорошо. Но маловато для развенчания идеального героя. Имхо. точно мало? А мне-то всегда казалось, что "за спиной" распоряжатсья чужим имуществом - это вообще-то воровство. Причем в любом веке.
Литературные примеры, конечно, неправильны, но недавно я читал несколько английских детективов 19 века как раз по проблемам брака и семьи, так там приводятся совершенно дикие законы и это в 19 веке, где никаких процедур вообще не предусмотрено.
Кстати, то, что миледи была монахиней, не помешает, потому что и постригли ее незаконно, возраст не тот.
А мы не знаем реально, сколько ей было лет, когда ее постригли. К тому же если Ришелье стал епископом раньше дозволенного срока и все же был вполне законным епископом, почему не предположить, что и с монахинями могло быть такое?
Вот если бы Винтер был протестантом, аргумент с монашеством бы не работал. Но Винтер то католик.
Мне другая вещь непонятна. Если указ незаконен, то уже в гражданскую войну Мордаунт мог бы взять себе имя Винтер и получить земли дяди, ведь в романе сказано, что Винтер как роялист лишился всего. Так почему Кромвель не сделал этого для своего верного человека?
А наличие первого мужа создало бы казус, потому что муж-то сам сделал все, что мог, чтобы его считали мертвым.
Ну и что? Главное, что он был жив
Если у них дейстивтельно все общее, то "за спиной" вообще не существует. Украсть можно чужое, но общее украсть нельзя. Ведь нельзя украсть у самого себя. Но даже если можно, то по сравнению со всем другим, что наворотил Атос, этого действительно мелочь.
Мне Атос никогда не нравился. Из четверки мне нравились Арамис и Д'Артаньян. Арамис конечно себе на уме, но как-то, если подумать, поблагороднее Атоса будет и с друзьями, и с женщинами.
И - да, меня тоже поражало, что Атос жену повесил, а не задушил голыми руками.
А мы не знаем реально, сколько ей было лет, когда ее постригли.
Знаем, что до шестнадцати. А по церковным законам такой постриг недействителен и считается небывшим. А предполагать ничего и не нужно, если на занятие должностей можно было получить диспенсацию (как с Ришелье и было), то на постриг к тому времени - нельзя.
Р
Это Атос сказал, что его невесте было 16 лет, но мне всегда казалось, что там явно что-то не совпадает с годами. Таким образом кроме свидетельства Атоса больше ничего нет.
Хотя, подождите, а сколько лет было дяде Бюсси, когда его постригли? Ведь хоть он потом и сбегнул из монастыря и даже стал капитаном, от пострига его никто не освобождал и никто не считал, что постриг незаконен.
точно мало? А мне-то всегда казалось, что "за спиной" распоряжатсья чужим имуществом - это вообще-то воровство. Причем в любом веке.
По-моему - мало. Как уже выше заметили, имущество приобретено совместными усилиями. Да и сам Атос всегда держит кошелек открытым для друзей и, видимо, не представляет что д`Артаньян мог бы ему отказать. Замечу, что сам "обворованный" по прежнему считает Атоса эталоном в вопросах чести.
А я вот в детстве радовалась, когда с Миледи, наконец, покончили.
А Атос взял на себя ответственность. Хотя лично ему Миледи уже вроде бы на тот момент ничем не угрожала...
Почему бы так же не прикинуть, что еще могла натворить Миледи, если бы ее не казнили (хорошо, прикончили)?
Понимаете, если бы Атос взял НА СЕБЯ ответственность, я бы слова не сказал. Это была ЕГО жена. Но он разделил ответственность на всех. Тут прямо как в мафии - повязал всех кровью.
В "Двадцати лет спустя" после того, как он вынудил д'Артаньяна к нарушению присяги, он не нашел ничего лучшего, как, пойдя к королеве просить за д'Артаньяна и Портоса, фактически сдать друга с потрохами, когда заявил, чем тот занимался в Англии. Ну думать то головой надо было!
Хотя по сравнению с остальным-прочим - где-то как-то, может, и мелочь. Но до отвращения характерная.
Что касается лорда Винтера, я его не понимаю от слова "совсем". Ну да - признать ребенка незаконным - милое дело, тем более когда в перспективе маячил титул и все фамильнео состояние. Но ведь Мордаунт был не только сыном миледи, но и сыном его брата - которого Винтер ну прямо так любил, так любил, что дальше некуда. Как можно фактически выкинуть на улицу сына родного брата? Не понимаю. Совсем. Ну, и еще такая мелочь - если его брат и в самом деле "умер, прохворав три часа, от странной болезни, от которой по всему телу идут синие пятна" - то что ж он раньше-то расследования не потребовал, да еще если все было так явно?!
Странно оно получается...
Что же до миледи - а момент, который Дюма выбрал для пресечения ее жизни и деятельности, не случаен. Если приглядеться повнимательнее - это ее первое, по сути единственное настоящее преступление. Про предыдущее могу высказаться долго и подробно - если кому интересно, конечно. )))
Нюхом чую, что мне больше нравится Атос, чем Миледи. а это естественно - поскольку положительным героем выставляется Атос, то читателю надо сделать над собой очень серьезное усилие, чтобы вообще заметить, что все не совсем так, как кажется ))).
Так понятно же, кто. Если де Тревиль отпуск дал.
Совсем наоборот, непонятно. д`Артаньян говорит что это он сам выхлопотал отпуск.
"- Тысяча чертей! - воскликнул он, входя. - С каких это пор мушкетерам предоставляется отпуск, о котором они не просили?
- С тех пор, как у них есть друзья, которые делают это за них."
И приказ им отдавал тоже конкретный.
А "с моей точки зрения мои действия никакого ущерба не нанесли" - это уже на том свете ангелам объяснять.
Кстати, у д'Артаньяна таких иллюзий нет. Да и у всех остальных тоже, кроме Портоса.
Не уверен, что приказ такой уж конкретный. А иллюзий у них нету потому, что они знают Мазарини - даже выполни они приказ буквально тот мог обвинить их в чем угодно.
Атос потерял свое право разбираться в этом деле, когда повесил жену. Лорд Винтер - когда попытался отправить миледи в колонии под чужой фамилией по ложному обвинению. То, как он обошелся с племянником, свидетельствует о том, что он не был бескорыстен. Неизвестно, кстати, было ли ему за что мстить
Атос был "в своем праве" когда вешал жену. Неизвестно был ли Мордаунт племянником лорда Винтера, а если и был то уж незаконнорожденным - точно. Насколько я помню, смерть брата лорда произошла при сомнительных обстоятельствах, а репутация миледи как отравительницы хорошо известна. Как там говорят в современной юриспруденции "мотив и возможность".
"Потому что пристрастная сторона не может выступать в качестве судьи."
А других судей у меня для Вас нет - французские и английские судьи также пристрастны, а искать еще каких-то "ангелов в маниях" нету ни времени, ни возможностей.
Давайте зафиксируем, что Вы - за внесудебную расправу, а я предпочитаю ей эрзац-суд.
Впрочем, до Атоса, как правильно заметил Рошфор, все же дошло со временем.
У Дюма вообще множество противоречий и нестыковок, что, видимо, связано с методом написания книг.
Он, обратите внимание, ждет совсем другого. Он же не знает, что Ришелье мечтает всю их компанию прибрать и использовать.
Он ждет всего. Потому что Ришелье, по большому счету, может с ним сделать все что угодно. Стоит кардиналу только очень захотеть...
Понятно, де Тревиль бы не дал, если бы причина не была серьезной.
А иллюзий у них нету потому, что они знают Мазарини - даже выполни они приказ буквально тот мог обвинить их в чем угодно.
Нет, этого они от Мазарини, кстати, не ждут.
Атос был "в своем праве" когда вешал жену.
У него не было права жизни и смерти. Все смертные приговоры выносил королевский суд. Граф де ла Фер совершил бессудное убийство, вдвойне отвратительное, потому что он и не подумал хотя бы спросить жену.
Как там говорят в современной юриспруденции "мотив и возможность".
Вы забыли, что у Винтера тоже были мотив и возможность. И, судя по его поведению, по отношению к Мордаунту (нужно быть человеком высоких помыслов, чтобы выбросить ребенка на улицу умирать), мотив был сильнехонек. По отношению к сыну брата Винтер повел себя как жадный, мстительный подлец. Чем и определил его и свою судьбу.
Современная юриспруденция же, на основании имеющихся данных, никого не рискнула бы обвинить.
Давайте зафиксируем, что Вы - за внесудебную расправу, а я предпочитаю ей эрзац-суд
Я за самозащиту, но против лицемерного вранья.
Потому что Ришелье, по большому счету, может с ним сделать все что угодно.
Вы заметили, что противоречите сами себе?
Р
есть то, что принадлежит лично героям и становится общим, так как они друзья, и есть родовое имущество, пользование которым ограниченно даже для владельца, даже если это юридически не оформлено. К тому же у меня всегда было ощущение, что это не единственный случай такого вольного отношения с имуществом друг друга, просто о других случаях Дюма нам не рассказывал, а рассказал именно про Атоса, чтобы мы все правильно с точки зрения Дюма поняли. Поэтому Дюма в "Виконте" дает д'Артаньяну заявить, что ему при Атосе никогда не приходилось платить за себя. Часто платил Портос, иногда Арамис и почти всегда кошелек вытаскивал Атос. Поэтому тут я не буду упрекать Атоса. Что говорить, по большому счету даже д'Артаньян не подвергает сомнению его права. ну да, сначала рассердился, а потом у Атоса же "робко", там это сказано, спрашивает, может ли считать алмаз своим. Это показательно.
Что же до миледи - а момент, который Дюма выбрал для пресечения ее жизни и деятельности, не случаен. Если приглядеться повнимательнее - это ее первое, по сути единственное настоящее преступление.
Мы не знаем, нам показан только кусочек жизни миледи. Меня всегда удивляло, даже в детстве, почему Ришелье простил смерть миледи. В дестве я пытался объяснить это тем, что миледи плохая и как сказано у Дюма "Ришелье испытывал даже радость", что от нее избавился. Хотя потом я задумался, а почему? Ведь казалось бы, она ничего плохого на его службе не делала. Или все же делала? Но в другой стороны Ришелье никогда не сдавал своих агентов. Не думаю, что дело было только в симпатиях к д'Артаньяну. Что-то тут не так. Я вообще не могу понять, зачем она стала отпираться, когда Винтер обвинил ее в службе Ришелье? Наоборот, ей это и требовалось, сказать "да" и предъявить ультиматум. Более того, это решило бы и ее личные семейные проблемы. Пытаться отнять состояние у женщины, которая способна погубить твоего господина, я про Бекингема, может только безумец. Винтеру бы пришлось только утереться. Но миледи продолжает лгать и изворачивать, натравливает Фелтона и т.д. Я, конечно, понимаю, что по истории герцога убили, но, может в романе дело в том, что миледи не устраивает легкая победа. Ей надо изобразить очень тяжелую победу, чтобы получить голову д'Артаньяна. То есть она начинает саботаж, при чем еще в "Красной голубятне". Ришелье это прекрасно понимает. Страна в тяжелом положении, а ему выкручивают руки и дают понять, что делать толком ничего не будут. Может, Ришелье именнно из-за этого простил д'Артаньяна, не из-за симпатии к нему, а потому что ощущал, что верность миледи весьма относительна?
Мм?? Это же Атос раздобыл ту бумагу... со словами "все, что было сделано предъявителем сего..." ?
А на уровне личного общения, они все потом могут вешать на него, что это он их заставил, настоял. Атос отпираться не будет.
По крайней мере, у меня какое-то такое впечатление сложилось.
Благородство Ришелье сильно преувеличено.
Когда ему отпала нужда в мадемуазель Шемеро, барышня вылетела ... с ускорением. А уж эта реальная девица сделала не меньше книжной миледи. При этом руки в крови не марала.
Впрочем, это я уже о Ришелье реальном. Сорри за оффтоп.
Во-первых, это бумага не так уж и много стоила. Ришелье мог ее разорвать и не давая д'Артаньяну патент, а написав приговор. Во-вторых я говорю не о юридической стороне дела, а психологической.
Впрочем, это я уже о Ришелье реальном. Сорри за оффтоп.
Так я же о литературном.))
Потому что мёртвый агент бесполезен. А в терминах мщения кардинал не думает.
Нет-нет, при чем тут мщение? Что будут думать живые агенты после такого? Вопрос не в мести, вопрос в обеспечении верности живых. Ведь как в "Двадцати годах спустя" говорит о Ришелье Рошфор, как о человеке, который не скупился, который знал, что от кого требовать и который был верным хозяином.
Все всегда любят говорить о верных слугах, но верные слуги бывают у верных господ.
Известное: "Только идиоты отдают жизнь за свою Родину. Умные люди позволяют как можно большему числу врагов умереть за их Родину."
Наоборот, совершенно не характерная.
Здесь было интересное обсуждение "алмазного" вопроса kamsha.ru/forum/index.php?topic=11613.30
Про Атоса было справедливо замечено, что:
а) В тот вечер Атос был мертвецки пьян и вообще не в себе - доказательством чему его откровенность про жену с д'Артаньяном, поведение для Атоса в другом состоянии совершенно невозможное.
б) Играть на чужое тоже не было обычным поведением Атоса, наоборот, Дюма подчеркивает: Атос играл, и всегда несчастливо. Но он никогда не занимал у своих друзей ни одного су, хотя его кошелек всегда был раскрыт для них. И если он играл на честное слово, то на следующее же утро, уже в шесть часов, посылал будить своего кредитора, чтобы вручить ему следуемую сумму.
Из чего можно сделать вывод, что проигрыш чужого алмаза был единственным в своем роде поступком Атоса, и вызван паталогическим опьянением и срывом после "погребного" заключения. Короче говоря, не в себе граф был. Что Дюма вот таким способом и довел до сведенья читателей. В другом состоянии Атос бы и историю своей женитьбы не выболтал, и алмаз не поставил на кон.
На мой взгляд, подобные моменты и придают Атосу и всему роману живости - герои не маски, но люди. И крышу у них иногда срывает, даже у "холодного" Атоса.
если общее, то и шпага общая
В израильских киббуцах в 20-х годах была жаркая дискуссия на тему общего и личного. По результатам дискуссии было решено, что обувь и одежда будут личными, а вот патефон - общим.
Коммуна не предполагает общего владения абсолютно всем.
Коммуна не предполагает общего владения абсолютно всем. вот когда Атос будет продуктом кибуца, тогда мы и будем обсуждать его отношения с патефонами. А до тех пор давайте не съезжать с проблем Африки к проблемам Америки только потому, что так дискутанту удобнее.
Меня всегда удивляло, даже в детстве, почему Ришелье простил смерть миледи. а вот это как раз объяснимо. Реальный Ришелье при всех своих достоинствах был тем еще параноиком. С его точки зрения - уж если ты агент, то с потрохами, и каких-то неизвестных подробностей жизни агента, о которых Ришелье не знает. быть попросту не должно. Случай, описанный в "Сен-Маре" Виньи (при всей дичайшей тенденциозности этой книги) - ну, тот, который с чтением приватного письма, отказом показать его Ришелье и последующим УВОЛЬНЕНИЕМ читавшего - реален. Так что когда Ришелье из слов д'Артаньяна выяснил, что за миледи водится масса художеств, о которых он не в курсе или не полностью в курсе, он вполне естественно посчитал ее агентом как минимум нелояльным - и отнесся к ее смерти, как и полагается относиться к смерти НЕЛОЯЛЬНОГО агента. Заодно - другим агентам наука, чтобы мозги ему не пудрили.
Понятно, де Тревиль бы не дал, если бы причина не была серьезной. Откуда это известно? Официальная причина - болезнь Атоса. А об остальном мушкетеры могли только догадываться. Все уже знали о хитроумии д`Артаньяна, тот мог заморочить и де Тревиля.
У него не было права жизни и смерти. Все смертные приговоры выносил королевский суд.
Мы ведь кажется договорились, что обсуждаем не реальную Францию, а "мир Дюма"? А в мире Дюма "граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных. " Право!
Вы забыли, что у Винтера тоже были мотив и возможность.
При живой наследнице-супруге и ее сыне? Сомнительно. В прочем это уже злостный оффтоп, мы-то "судим" Атоса. Защищать лорда Винтера я пока не готов - недостаточно изучил "дело"
Я за самозащиту, но против лицемерного вранья.
Слова другие - смысл тот же. В прочем, я действительно слегка передернул, надеюсь, Вы мне это простите.
Вы заметили, что противоречите сами себе?
Нет, не заметил. Где?
вот когда Атос будет продуктом кибуца, тогда мы и будем обсуждать его отношения с патефонами. А до тех пор давайте не съезжать с проблем Африки к проблемам Америки только потому, что так дискутанту удобнее.
Очень жаль, что в моих словах Вы увидили только это.
Я понимаю, что, видимо, плохо объясняю, но попробую еще раз.
Почему Вы считаете, что имущество должно быть общим полностью или полностью раздельным? Разве невозможно представить, что фамильная шпага - это личное, а вот пряжки, кольца, цепочки, деньги и т.д. используются совместно? Третьего не дано?
Но у меня все же возник вопрос, рассматривал Ришелье Дюма нелояльность миледи в "художествах" (хорошему агенту можно и простить) или в том, что эти "художества" реально вредили делу и между прочим препятствовали вербовки перспективного молодого человека?
а задолго еще до того, в "Трех мушкетерах" д'Артаньян, по словам того де Дюма, шибко угрызвается совестью за то, что оказался финансовой обузой для друзей, совершенно забывая о том. что кормил всю компанию в течение месяца. Д'Артаньяну и вообще свойственна подобная забывчивость - но она хорошо говорит о нем. а не об Атосе.
Ela , мне кажется, тут другое. Месяц кормил всю компанию д'Артаньян на те самые 40 пистолей, которые дал ему король и которые поделили. Но строго говоря, д'Артаньян ведь и не ждал, что король что-то даст. Это получились деньги, которые как с неба свалились, а что легко пришло, то легко и уходит. Поэтому д'Артаньян и не вспоминает об этих деньгах. Это еще не бескорыстие. Бескорыстие, когда сорокалетний д'Артаньян продает свой алмаз, чтобы спасти не нужного ему Карла Первого. Вот тут д'Артаньян чуть не до святости доходит, а вот Атос представляет из себя тяжкий случай. Один шантаж друга собственной жизнью чего стоит! И ведь что удивительно, когда при возвращении во Францию д'Артаньян предлагает разделиться, чтобы не утянуть за собой Атоса и Арамиса, ему очень легко удается убедить Атоса, а тот как-то и не подумал, чем это может кончиться для друга.
Так ведь аргумент был "по отдельности выкрутимся, а вместе точно пропадем".
Во-во и так легко это проглотить! Не понять, что риск тут именно у д'Артаньяна.
(в сомнениях представляет Д'Артаньяна, доходящего до святости... и не может представить картину... )
Понимаю, трудно
Виктория была исключением?